1
Лжеучение государства состоит в
признании себя соединенным
с одними людьми одного народа,
одного государства и отделенным от
остальных людей других народов,
других государств. Люди мучают, убивают, грабят друг друга и самих себя из-за
этого ужасного лжеучения. Освобождается же от него человек только тогда, когда признает в себе
духовное начало жизни, одно и то же во всех людях. Признавая
это начало, человек
уже не может
верить в те человеческие учреждения, которые
разъединяют то, что соединено Богом.
XVII. СУЕВЕРИЕ ГОСУДАРСТВА
В ЧЕМ ЛОЖЬ И ОБМАН УЧЕНИЯ О ГОСУДАРСТВЕ
Разумно любить добродетель, уважать
подвиги, признавать добро, откуда бы мы его ни получали, и даже лишаться
своего удобства для славы и
выгоды того, кого любишь, и кто того заслуживает: таким образом, если
жители страны нашли такое лицо, которое показало им большую мудрость,
чтобы охранять их, большую храбрость, чтобы их защищать, и
великую заботу, чтобы управлять ими, -
и если вследствие
этого они привыкли
повиноваться ему так,
чтобы предоставить ему некоторые выгоды, я не думаю, чтобы это было
неразумно.
Но, Боже мой! Как назовем мы то, когда
видим, что большое число людей не только повинуются, но служат,
не только подчиняются,
но раболепствуют перед одним
человеком или перед
немногими некоторыми людьми,
- и раболепствуют так, что не
имеют ничего своего: ни имущества,
ни детей, ни даже
самой жизни, которые
бы они считали
своими, и терпят
грабежи, жестокости не от войска, не от варваров, но от одного
человека, и не от Геркулеса или
Самсона, но от
людей большей частью
очень плохих в нравственном отношении. Как назовем мы
это? Скажем ли мы, что
такие люди
трусы? Если бы два, три, четыре
не защищались от
одного, это было
бы странно, но все-таки возможно,
и можно было
бы сказать, что
это от недостатка мужества, но
если сто тысяч людей, сто тысяч деревень,
миллион людей не нападают на тех
немногих, от которых
все страдают, будучи
их
рабами, то что это за удивительное
явление?
А между тем это совершается во всех странах
со всеми людьми
всякий день, - совершается то, что несколько
людей властвуют над ста тысячами деревень и лишают их свободы; кто бы
поверил этому, если бы только слышал, а не видел это. И если бы это можно было
видеть только в чужих
и удаленных землях, кто бы не подумал, что это скорее
выдумано, чем справедливо!
Ведь тех нескольких людей, которые угнетают
всех, не нужно побеждать, не нужно от них защищаться, - они всегда побеждены,
только бы народ не
соглашался на рабство. Не нужно ничего отнимать у них,
нужно только ничего не давать им, народ будет свободен. Так что сами народы
отдают себя во власть угнетателей, сами перерезают себе горло. Народ, который
может быть свободным, отдает сам свою свободу, сам надевает себе на шею
ярмо, сам не только
соглашается с своим угнетением, но ищет его. Если бы
ему стоило чего-нибудь
возвращение своей свободы и он не искал бы
ее, этого самого
дорогого для человека естественного права, отличающего человека
от животного, то я понимаю, что он мог бы предпочесть безопасность и удобство
жизни борьбе за свободу. Но если для того, чтобы получить свободу, ему
нужно только пожелать ее, то неужели может быть народ в мире, который бы считал
ее купленной слишком
дорогой ценой, раз она может быть приобретена
одним желанием свободы.
Бедные, несчастные, бессмысленные народы,
упорные в своем зле, слепые к своему добру, вы позволяете отбирать от вас
лучшую часть вашего
дохода, грабить ваши поля, ваши дома; вы живете
так, как будто все это принадлежит не вам, позволяя отнимать у вас вашу
совесть, соглашаясь быть убийцами.
И все эти бедствия и разорения, развращения
происходят не от врагов,
но от врага, которого вы сами себе создаете.
Откуда бы была у этого врага власть над вами, если бы вы не давали ее ему? Что
бы он мог сделать вам, если бы вы не были укрывателями того вора, который
вас грабит, участниками того убийцы, который вас убивает, если бы вы не были
изменниками самим себе? Вы сеете для того, чтобы он уничтожал ваши посевы, вы
наполняете и убираете ваши дома для его грабежей; вы воспитываете ваших детей
с тем, чтобы он вел их
на свои войны, на бойни, чтобы он делал их
исполнителями своих похотей,
своих мщений. И от этих ужасов, которых не
перенесли бы и
животные, вы можете освободиться, если захотите даже не
освободиться, но только пожелать этого. Решитесь
не служить ему
более, и вы свободны одним
желанием освобождения. Я не хочу, чтобы вы
нападали на этого
врага, но чтобы
вы только перестали поддерживать его, и
вы увидите, что
он, как огромная статуя,
из-под которой вынули
основание, упадет от
своей тяжести и разобьется вдребезги.
Лабоэти
Когда посмотришь внимательно на то, чем
заняты люди, то нельзя не удивиться на то, как много тратится жизней
для продолжения на земле царства зла и
как поддерживает это
зло больше всего
то, что есть
отдельные государства и правительства. И еще больше удивляешься и огорчаешься,
когда подумаешь, что все это не нужно, что это все зло, которое
так благодушно делают
сами себе люди,
происходит
только от их
глупости, только оттого,
что они позволяют нескольким ловким и развращенным людям
властвовать над собой.
Патрис Ларрок
Мы
пользуемся благами культуры
и цивилизации, но
не благами нравственности. При
настоящем состоянии людей можно сказать,
что счастье государств растет
вместе с несчастьями людей. Так что невольно задаешь себе вопрос, не счастливее ли мы были бы в
первобытном состоянии, когда у нас не было этой культуры и цивилизации, чем в
нашем настоящем состоянии?
Нельзя сделать людей счастливыми, не
сделав их нравственными. Кант
"Я очень сожалею о том, что должен
предписывать отобрание произведений труда, заключение в
тюрьму, изгнание, каторгу.
казнь, войну, то
есть массовое убийство, но я обязан
поступить так, потому
что этого самого требуют от меня люди, давшие мне власть",
- говорят правители.
"Если я отнимаю у людей собственность, хватаю их
от семьи, запираю, ссылаю, казню, если я убиваю людей чужого народа, разоряю
их, стреляю в города по женщинам исполняю волю власти, которой я
обещал повиноваться для
блага общего" говорят
подвластные. В этом
обман лжеучения государства.
Только это укоренившееся лжеучение дает безумную,
ничем не оправдываемую, власть сотням людей над миллионами и лишает
истинной свободы эти
миллионы. Не может человек, живущий в Канаде или в Канзасе, в
Богемии, в Малороссии, Нормандии,быть свободен, пока он считает себя - и
часто гордится этим -
британским, североамериканским, австрийским, русским,
французским гражданином. Не может и правительство, -
призвание которого состоит
в том, чтобы
соблюдать единство
такого невозможного и
бессмысленного соединения, как
Россия, Британия, Германия, Франция, - дать своим
гражданам настоящую свободу, а не подобие
ее, как это
делается при всяких
хитроумных конституциях, монархических, республиканских или
демократических. Главная и едва
ли не единственная причина
отсутствия свободы -
лжеучение о необходимости государства. Люди могут быть лишены
свободы и при отсутствии государства. Но при принадлежности людей к государству
не может быть свободы.
Работнику сам хозяин задал дело. И
вдруг приходит чужой
человек и говорит ему, чтобы он
бросил хозяйское дело и делал
бы совсем противное тому, что приказал хозяин, чтобы даже
испортил начатое хозяйское дело.
Не правда ли, надо, чтоб работник был совсем
сумасшедший человек для
того, чтобы, зная то, что он весь во власти
хозяина и что
хозяин может всякую минуту потребовать его к себе, чтобы, зная
все это, работник бы согласился делать все то противное воле хозяина, что
велит этот чужой человек. И что же, это самое делает всякий
христианин, когда он по приказу урядника, губернатора, министра, царя
делает дела, противные его совести и закону Бога: отбирает у бедняков
имущество, судит, казнит, воюет.
Почему же он делает все это?
А потому, что он верит
в лжеучение государства.
Можно понять, почему цари, министры,
богачи уверяют себя и других, что людям
нельзя жить без государства. Но для чего стоят за государство бедные, которым государство ничего не дает, а
только мучает? Только оттого, что они верят
в лжеучение государства.
Лжеучение государства вредно уже одним
тем, что выдает ложь за истину, но
больше всего вредно тем, что приучает добрых людей делать дела, противные совести
и закону Бога: обирать бедных, судить, казнить,
воевать и думать, что все эти дела не дурные.
"Деспотизм, смертная
казнь, вооружения всей Европы,
угнетенное положение рабочих и войны, - все это великие
бедствия, и правы
те, кто осуждает
действия правительств. Но как же жить без правительства, - говорят люди.
- Какое имеем мы, люди с
ограниченными познаниями и
разумом, право только потому, что
это кажется нам
лучшим, уничтожить тот
существующий порядок вещей, посредством которого предки наши
достигли настоящей высокой степени цивилизации и всех ее благ? Уничтожая
государство, мы должны
же что-нибудь поставить на его место. Если же
нет, то как же
рисковать теми страшными
бедствиями, которые неизбежно
должны возникнуть, если
бы государство было уничтожено".
Ответ
на это лжеучение
дает христианское учение
в его истинном значении.
Христианское учение отвечает на это
лжеучение тем, что оно
переносит вопрос совсем в другую, более существенную и более важную для
жизни каждого отдельного
человека область. Христианское
учение не предлагает
ничего
разрушать и никакого своего
устройства, заменяющего прежнее.
Христианское учение тем и отличается от всех
общественных учений, что оно
говорит не о том или другом устройстве жизни, а о том,
в чем заключается зло
и в чем истинное благо жизни каждого
человека, а потому
и всех людей.
И путь, которым приобретается это
благо, до такой
степени ясен, убедителен
и несомненен, что раз человек понял его и
потому познал то, в чем зло и в чем благо его жизни, он уже никак не может
сознательно делать то, в чем он видит зло своей жизни, и не делать того, в чем
он видит истинное благо ее, точно так же, как вода не может не течь книзу
или растение не стремиться к свету. Учение
же христианское все
только в том,
что благо человека
в исполнении той воли, по которой он пришел
в этот мир, зло же
в нарушении этой воли. Требования же этой воли
так просты и
ясны, что их
так же невозможно не понимать, как и превратно
перетолковывать. Требования эти в том, чтобы не делать другому того, чего не
хочешь, чтобы тебе
делали. Не хочешь, чтобы тебя
заставляли работать на фабрике или на
рудниках по 10 часов кряду, не хочешь, чтобы тебя
насиловали и убивали, не делай этого, не участвуй в таких делах. Все это так
просто, ясно и несомненно,
что малый ребенок не может не понять этого, и
никакой софист не может опровергнуть. Вопрос
же о том,
какая форма жизни
сложится вследствие такой деятельности людей, не существует для
христианина.
То, что от государства с его
податями, судами, казнями,
много зла людям, все видят. Все
видят и то, что для того, чтобы освободиться от
этого зла, надо только не поддерживать государство в его злых
делах. Отчего же люди не освобождаются от зла государства?
От лжеучения государства?
А от лжеучения одно спасение -
истина.
СУЕВЕРИЕ НЕРАВЕНСТВА, ВЫДЕЛЯЮЩЕЕ ЛЮДЕЙ ПРАВИТЕЛЬСТВА, КАК ОСОБЕННЫХ, ИЗ
СРЕДЫ ВСЕГО ОСТАЛЬНОГО НАРОДА
Люди в наше время так привыкли
к тому, что из всех
дел, которые делаются, есть
такие, которые им запрещено делать, и еще такие, которые
им велено делать, как бы это ни было трудно для них,
и что если
они будут делать то, что запрещено,
и не будут делать того, что поведено, то кто-то за это накажет их, и им будет
от этого худо. Люди так привыкли к этому,
что и не спрашивают, кто те лица,
которые запрещают им, и кто будет их
наказывать за неисполнение, и покорно исполняют все, что от них
требуется.
Людям кажется, что требуют от них всего
этого не люди,
а какое-то особое существо,
которое они называют
начальством, правительством, государством.
А стоит только спросить
себя: кто такое
это начальство, правительство,
государство, чтобы понять, что это просто люди, такие же, как и все, и что
приводить в исполнение все их предписания будет не кто иной, а только тот самый разряд людей, над которыми
и производятся эти насилия.
Если не будет государственной власти,
говорят начальствующие, то более злые
будут властвовать над менее злыми. Но дело в том, что то, чем
пугают, уже совершилось: теперь уже властвуют более злые над менее
злыми, и
именно потому, что существует государственная власть. О том же, что произойдет
от того, что не будет государственной власти, мы
судить не можем.
По всем вероятиям должно
заключить, что если люди, делающие насилие, перестанут его делать, то жизнь всех людей станет от
этого никак не хуже, но лучше.
Стоит только вдуматься в сущность того, на
что употребляет свою власть правительство,
для того чтобы понять, что управляющие народами
люди должны быть жестокими,
безнравственными и непременно
стоять ниже
среднего нравственного
уровня людей своего
времени и общества.
Не только нравственный, но
не вполне безнравственный человек
не может быть
на престоле, или министром, или законодателем, решителем и определителем
судьбы целых народов. Нравственный,
добродетельный
государственный человек есть такое
же внутреннее противоречие,
как целомудренная проститутка,
или воздержный пьяница, или кроткий разбойник.
Макиавелли вот как
поучает государей об
исполнении их должности: "Государям совсем не нужно
иметь хорошие качества,
но каждому из них
необходимо показывать вид, что он имеет эти качества. Скажу больше - в самом деле
правителям это качество может быть только вредно, тогда как притворство в том,
что имеешь те добрые качества, которых
не имеешь, напротив,
очень полезно. Так, для государей очень
важно уметь выказываться
милосердными, верными своему слову, человеколюбивыми, религиозными и
откровенными; быть же таковыми на самом деле не вредно только в таком
случае, если государь
с подобными качествами сумеет в случае
надобности заглушить их
и выказать совершенно противоположное.
Всякий может видеть, что государям,
особенно только что
получившим власть или управляющим
вновь возникающими монархиями,
бывает невозможно согласовать
свой образ действий с требованиями нравственности: весьма часто, для поддержания
порядка в государстве, они должны поступать
против законов совести,
милосердия, человеколюбия и даже против
религии. Государи должны обладать гибкой
способностью изменять свои
убеждения сообразно обстоятельствам
и, как я сказал выше, если возможно,
не избегать честного пути, но, в случае необходимости,
прибегать и к бесчестным средствам.
Особенно важно для государей притворяться
благочестивыми; в этом случаелюди,
судящие по большей
части только по
одной внешности, так
как способность глубокого суждения дана немногим, легко обманываются.
Личина для государей необходима, так как большинство судит о
них по тому,
чем они кажутся, и только весьма
немногие бывают в состоянии отличить
кажущееся от действительного; и
если даже эти
немногие поймут настоящие
качества государей, они не
посмеют высказать свое
мнение, противное мнению большинства, да
и побоятся оскорбить
достоинство верховной власти, представляемой государем.
Кроме того, так
как действия государей
не подсудны, то подлежат обсуждению одни
только последствия действий,
а не самые действия. Если
государь сумеет только сохранить свою жизнь
и власть, то все средства, какие
бы он
ни употреблял для
этого, будут считаться честными и похвальными".
Разбойники обирают преимущественно
богатых, правительства же
обирают преимущественно бедных,
богатым же, помогающим
им в их преступлениях, покровительствуют. Разбойники,
делая свое дело,
рискуют своею жизнью, правительства почти ничем не рискуют.
Разбойники никого насильно не забирают в свою шайку, - правительства набирают
своих солдат большей частью насильно.
Разбойники
делят добычу большей
частью поровну, -
правительства же распределяют
добычу неравномерно: чем больше кто участвует в
организованном обмане, тем более
он получает вознаграждения. Разбойники
не развращают умышленно людей, -
правительства же для достижения
своих целей развращают целые поколения детей и взрослых
ложными религиозными и патриотическими
учениями. Главное же, ни один самый жестокий
разбойник, никакой Стенька Разин, никакой Картуш - не может сравниться
по жестокости, безжалостности и изощренности
в истязаниях не только с знаменитыми своей жестокостью злодеями
- государями: Иоанном Грозным, Людовиком
XI, Елизаветами и т. п., но даже с теперешними
конституционными и либеральными правительствами
с их казнями, одиночными тюрьмами,
дисциплинарными батальонами, ссылками,
усмирениями бунтов и избиениями на войнах.
Как удивительно то, что короли так легко
верят тому, что в них все, и что народ так твердо верит в то, что он
ничто.
Монтескье
Сильные мира кажутся великими только
людям, которые стоят перед ними на коленях. Только встань люди с колен на ноги,
и они увидят, что казавшиеся им такими великими люди - такие же, как и они.
8
Главное зло государственного устройства не
в уничтожении жизней, а уничтожении любви и возбуждении разъединения
между людьми.
Существенной особенностью каждого
правительства является то, что
оно требует от граждан той силы, которая составляет его основу. Таким
образом, в государстве все граждане являются
угнетателями самих себя.
Правительство требует от граждан насилия и поддержки насилию.
Каждое
правительство поддерживается вооруженными
людьми, готовыми осуществить
силою его волю, сословием людей, воспитывающихся для того, чтоб убивать всех
тех, кого велит убивать начальство. Люди
эти - полиция
и, главным образом, армия.
Армия есть не
что иное, как
собрание дисциплинированных убийц. Обучение ее есть обучение
убийству, ее победы
- убийства. Войско всегда стояло и теперь стоит в основе власти. Всегда
власть находится в руках тех, кто повелевает войском, и всегда все
властители от римских кесарей до
русских и немецких императоров
озабочены более всего войском. Армия прежде всего
поддерживает внешнее могущество правительства. Она не
допускает того, чтобы
власть была вырвана
у него другим правительством. Война
есть не что
иное, как спор
между несколькими правительствами
о власти над подданными. Ввиду такого значения армий, каждое государство
приведено к необходимости увеличивать
войска; увеличение же войск заразительно, как это еще полтораста
лет тому назад заметил Монтескье. Но когда думают, что правительства
содержат армию только
для обороны от внешних нападений, то забывают, что войска
нужны правительствам прежде всего для самозащиты от своих подавленных и
приведенных в рабство подданных.
Обитатели земной планеты находятся
еще в
таком состоянии нелепости, неразумия, тупости, что каждый
день читаешь в газетах рассуждения правителей народов о том, с кем и как надо
соединиться для того,
чтобы воевать с другими народами, сами же народы при
этом позволяют своим
руководителям располагать ими, как скотом, ведомым на
бойню, как будто
жизнь каждого человека не есть
его личная собственность.
Обитатели нашей планеты все воспитаны
в убеждении, что
есть народы, границы, знамена и
что все это гораздо важнее сознания человечности. Правда, что если бы мыслящие
люди сумели согласиться, - это положение изменилось бы, так как лично никто не
желает войны. Но дело в том, что в каждом государстве существуют еще миллионы
дармоедов, которым нужна война и которые
без войны не могли бы продолжать
быть дармоедами. Вот
эти-то дармоеды и
мешают мыслящим людям согласиться перестать участвовать во взаимном
убийстве.
Фламмарион
Государства Европы накопили долг в 130
миллиардов. Из этих 130
около 110 сделано в последние сто лет. Весь огромный долг этот
сделан только для расходов на войне. Европейские
государства держат в мирное время в
войске более 4 миллионов людей и могут довести это число до 19 миллионов
в военное время. Две трети дохода всех
государств идут на
проценты с долга
и на содержание армий сухопутных
и морских. Все это сделано
государствами. Не будь
государств, ничего бы этого не было.
Молинари
Может ли быть что-нибудь нелепее того, что
человек имеет право
убить меня, потому что он живет на той стороне реки, и что его государь
в ссоре с моим, хотя я и не думал
ссориться с ним?
Паскаль
Как часто встречаешь людей, осуждающих
войны, тюрьмы, всякого
рода насилия и вместе с тем посредственно участвующих в тех самых
делах, которые они осуждают.
Человек нашего времени, если он
не хочет поступать
безнравственно, должен очень внимательно обдумать те кажущиеся невинными
дела, к участию в которых он призывается. Как, съедая
котлету, человек должен знать, что эта котлета
есть тело убитого
барана, так точно
и получая жалованье
на оружейном, пороховом заводе, или на службе офицером, или чиновником
по сбору податей, он должен знать, что жалованье, которое он получает, он
получает за то, что участвует в приготовлениях к убийству или в отбирании у
бедных людей произведений их труда.
В наше время самые большие
и вредные преступления
не те, которые совершаются временами, а те, которые
совершаются непрестанно и не признаются преступлениями.
Может быть, что для прежнего состояния
людей было нужно государственное устройство; может быть, для некоторых людей
оно нужно еще и теперь, но люди не могут
не предвидеть того состояния, при котором
насилие может только мешать их мирной жизни. А видя и
предвидя это, люди не могут не
стараться ввести такой порядок, в котором насилие стало бы и
ненужно и невозможно. Средство же осуществления этого
порядка есть внутреннее совершенствование, не допускающее участия в
насилии.
Как движется жизнь отдельного
человека от возраста
к возрасту, так точно движется и жизнь всего человечества. И как в жизни отдельного
человека бывают такие времена, когда ребенок становится юношей и не может
уже жить по-прежнему, и юноша становится зрелым мужем, и зрелый
муж стариком, так и все человечество переживает разные возрасты. Все показывает то, что в наше время мы переживаем
переход из одного
возраста человечества в
другой.Ребяческий и юношеский возраст пережит. Надо жить так, как
свойственно жить в зрелом возрасте.
Та перемена, которая предстоит теперь
человечеству, это переход
от животного состояния к человеческому. Переход
этот возможен только
при исчезновении государства.
Бакунин
Государство - учреждение временное и
должно исчезнуть.
Сабля и ружье, оружия нашего времени, со
временем будут показываться в музеях,
как такие же редкости, как теперь показываются орудия пытки.
по
Кросби
В наше время люди уже начинают понимать,
что время государства прошло и что оно держится только утвердившимся
лжеучением, но не могут освободиться от него, потому что все так или
иначе запутаны в нем.
Если государства и были когда-то на
что-то нужны, то
время это уже давно прошло, и государства, особенно
теперешние, только вредны. Теперешние государства
со своими войсками напоминают
того часового, которого,
как рассказывают, еще долго продолжали
ставить на место,
где когда-то была скамейка, на которой когда-то имела
привычку садиться во время гулянья уже давно умершая императрица.
Государство создает преступников
быстрее, чем их наказывает. Наши тюрьмы
набиты преступниками, которых
развратило государство своими несправедливыми законами,
монополиями и всеми
своими учреждениями. Мы сначала издаем множество законов,
порождающих преступления, а потом издаем еще больше законов для того, чтобы
наказать за эти преступления.
Тукер
Государство издает столько законов, сколько
отношений между людьми, которые должны быть определены.
А так как
отношений этих бесчисленное количество, то
законодательство должно действовать
непрерывно. Законы, декреты,
эдикты, указы, постановления должны сыпаться градом на
несчастный народ. Так оно и есть. Во Франции конвент в три года один
месяц и четыре дня издал 11600 законов и декретов; учредительное
и законодательное собрание произвели столько же; империя и
позднейшие правительства работали
столь же успешно. В настоящее
время собрание законов содержит их в себе, как говорят, более 50000; если бы
наши законодатели исполняли свой долг,
эта огромная цифра скоро
удвоилась бы. Думаете ли вы, что народ
и само правительство могут сохранить какой-нибудь
здравый смысл в этой ужасной путанице?
Прудон
Люди старательно вяжут себя так, чтобы
один человек или немногие могли двигать
ими всеми; потом веревку от этой самой связанной толпы отдадут кому попало и удивляются, что им дурно.
Стоит
только, отрешившись от
принимаемого на веру
лжеучения, и взглянуть на
положение человека, живущего в государстве,
- к какому
бы самому деспотическому или
самому демократическому государству
он ни принадлежал, - чтобы
ужаснуться на ту степень
рабства, в котором
живут теперь люди, воображая, что они свободны.
Над всяким человеком, где бы он ни
родился, существует собрание людей; совершенно
не известных ему, которые устанавливают законы его жизни: что он должен
и чего не
должен делать; и
чем совершеннее государственное устройство, тем теснее сеть
этих законов. Определено, кому и как
он должен присягать, то
есть обещаться исполнять
все те законы,
которые будут составляться и
провозглашаться. Определено, как и когда
он может жениться (он может жениться только на одной
женщине, но может
пользоваться домами терпимости).
Определено, как он может разводиться
с женой, как
содержать
своих детей, каких считать законными,
каких незаконными, и кому и как наследовать
и передавать свое имущество. Определено,
за какие нарушения законов как и кем он судится и
наказуется. Определено, когда он
сам должен явиться в суд в
качестве присяжного или свидетеля.
Определен возраст, при котором он может пользоваться трудами
помощников, работников, и даже число часов, которое может работать в день
его помощник, пища, которую он должен давать ему. Определено, когда и как
он должен прививать
предохранительные
болезни своим детям; определены меры,
которые он должен принимать и которым
должен подвергаться при такой-то и
такой-то болезни, постигшей его или его семейных и животных. Определены школы, в
которые он должен посылать
своих детей. Определены размеры
и прочность дома,
который он может
строить. Определено
содержание его животных:
лошадей, собак; как
он может пользоваться водой и
где может ходить без дороги.
Определены наказания за неисполнение всех этих и еще многих других
законов. Нельзя перечислить всех законов
на законах и правил на правилах, которым
он должен подчиняться
и незнанием которых (хотя и нельзя их знать) не может отговариваться человек самого либерального государства.
При этом человек этот поставлен в
такое положение, что
при всякой покупке потребляемых
им предметов: соли, пива, сукна, железа, керосина, чая, сахара и многого
другого, он должен отдавать большую часть своего труда для каких-то неизвестных ему дел и
для уплаты процентов
за долги, которые свершены кем-то во времена его дедов
и прадедов. Должен отдавать также часть своего труда и при всяком переезде с
места на место, при всяком
получении наследства или какой бы то ни было сделки с ближним. Кроме
того, за ту часть земли, которую он занимает или своим жилищем, или
обработкой поля, с него
требуют еще более значительную часть его труда. Так что большая
часть его труда, если
он живет своим
трудом, а не
чужим, вместо того
чтобы употребляться на облегчение или улучшение положения
его и положения
его семьи, уходит на эти подати, пошлины, монополии.
Мало и этого: человеку этому в одних, в
большинстве государств, велят, как
только он войдет в возраст, поступать на несколько лет в военное
самое жестокое рабство и идти воевать;
в других же
государствах: в Англии
и Америке, он должен нанимать людей для этого же дела.
И вот люди, поставленные в такое
положение, не только не видят своего рабства, но
гордятся им, считая
себя свободными гражданами
великих государств Британии, Франции, Германии, России, гордятся
этим так
же, как лакеи гордятся важностью
тех господ, которым они служат.
Я
думаю, что мы
прежде всего должны
быть людьми, а
уже потом подданными.
Нежелательно воспитывать в себе уважение к закону такое же, как к добру. Закон никогда не делает
людей более справедливыми, а,
напротив, вследствие
уважения к закону
хорошие люди делаются
исполнителями несправедливости.
Торо
Понятно, что коров, лошадей, овец стерегут
люди. Люди знают, что нужно скотине и
как лучше пасти ее. Но лошади, коровы, овцы не
могут сами пасти себя, потому что они все одинаковы по
своей природе. Так
же одинаковы и люди. Почему же одни люди могут повелевать
другими и заставлять их жить так, как это им кажется лучше? Все люди одинаково
разумные существа, и управлять
ими может только то, что выше их. Выше же
их только одно: тот дух, который живет во всех их, то, что
мы называем совестью.
И потому людям
нужно повиноваться только своей совести, а не людям, которые назовут
себя царями, палатами, конгрессами,
сенатами, судами.
Американские индейцы жили так, что
у них не
было никакой власти, никаких законов, никакого
правительства. Слушались они только
заведенного обычая и своей совести. Те, кто поступали противно обычаю
и совести, тех изгоняли из общества, или когда случалось
что-нибудь важное, как убийство,
то наказывали убийство те, кто пострадал
от него. И
среди американских
индейцев было гораздо меньше
преступлений, чем среди
наших государств с властями, тюрьмами и судьями. Где будет
больше зла: там ли, где нет никаких
законов, как было у диких американских индейцев,
или там,
где их слишком
много? Я думаю, что верно можно сказать,
что там, где слишком много законов.
Овцы наверное будут счастливее, если они
сами будут заботиться о себе, а не
будут отданы на попечение о них волкам.
По Джеферсону
Гораздо
естественнее представить себе
общество людей, управляемое разумными, выгодными и
признаваемыми всеми правилами, чем те
общества, в которых живут теперь
люди, подчиняясь никто
не знает кем
установленным государственным законам.
Не утешай себя мыслью, что если ты не
видишь тех, которых ты мучаешь и убиваешь,
и если у тебя много товарищей, делающих то же, то ты не мучитель, не убийца: ты мог бы не быть им до
тех пор, пока не знал, откуда те деньги,которые
попадают тебе в руки, но если ты знаешь, то нет тебе оправдания – не перед
людьми (перед людьми во всем и всегда есть оправдание), а перед своей совестью.
Говорят, что государственное
устройство справедливо, потому
что оно установлено большинством
голосов. Но это,
во-первых, неверно, -государственное устройство установлено не
большинством голосов, а силой. А если бы даже оно и было поддерживаемо
большинством голосов, то
и это не делало бы его справедливым.
Не только один человек не имеет
права распоряжаться многими,
но и многие не имеют права
распоряжаться одним.
"Когда среди 100 человек один
властвует над 99 - это несправедливо, это деспотизм; когда 10
властвуют над 90 - это
также несправедливо, это олигархия; когда же 51 властвует над 49
(и то
только в воображении
- в сущности же опять 10 или 11
из этих 51) - тогда это совершенно справедливо это свобода".
Может ли быть что-нибудь смешнее такого
рассуждения, а между тем
это самое рассуждение служит
основой деятельности всех
улучшателей государственного устройства.
Цель государства в том, чтобы установить
порядок, такой же, какой
бы был среди людей, если бы все люди были руководимы
справедливостью. Но если бы государство и достигло своей цели, то
все-таки была бы не только разница, но
полная противоположность между
внешней справедливостью, достигнутой государством, и тем состоянием, в
котором были бы люди, руководимые желанием справедливости. В обществе,
руководимом желанием
справедливости, никто не хотел бы
творить несправедливостей; в
самом же лучшем
государственном устройстве было бы так, что никто не хотел бы терпеть
несправедливостей. Так что одна и та же цель достигается двумя
противоположными средствами. Так хищный зверь в наморднике столь же
безвреден, как и травоядное. Дальше
же этого предела государство не может идти: государство не может даже
дать нам понятия о том, какая бы стала
жизнь людей при взаимной благожелательности их между собою.
По
Шопенгауэру
Говорят, что государство всегда было
и что
поэтому нельзя жить
без государства. Во-первых, государство не всегда было, а если и
было и есть теперь, то это не показывает того, что
оно всегда должно быть.
К правительствам, как к церквам, нельзя
относиться иначе, как
или с благоговением, или с
омерзением. До тех пор, пока человек не понял того, что
такое правительство, так же как и
того, что такое
церковь, он не
может
относиться
к этим учреждениям
иначе, как с
благоговением. Пока он руководится ими, ему нужно думать,
для его самолюбия,
что то, чем он
руководится, есть нечто самобытное, великое
и святое. Но
как только он понял, что то, чем он руководится, не есть
нечто самобытное и священное, а что это только обман недобрых людей,
которые, под видом
руководительства, для своих личных целей пользовались им, - так он
не может тотчас
же не испытать к этим людям
отвращения.
Всякий
истинный христианин при
предъявлении к нему
требования государства, противного его сознанию, может и должен
сказать: я не
могу доказывать ни необходимости, ни вреда государства; знаю только одно
то, что, во-первых, мне не нужно государство, а во-вторых, что я не
могу совершать все те дела,
которые нужны для существования государства.
Я живу, живу нынче еще; завтра очень может
быть, что меня не будет, что я навсегда уйду туда, откуда пришел. Пока Я живу,
я знаю, что если я в любви с людьми, мне хорошо, спокойно, радостно, и потому
пока я живу,
я хочу любить и быть любимым.
И вдруг
приходят люди и
говорят: пойдем с нами
обирать, казнить, убивать, воевать, тебе будет от этого лучше,
а если не тебе, то государству.
- Что такое? Какое такое государство? Что
вы говорите?
- ответит всякий неошалевший, разумный
человек. - Оставьте меня в покое. Не говорите
таких глупостей и гадостей.
Когда человеку приходится выбирать между
тем, что велит Бог и что велит власть, и он делает то, что велит власть, то он
поступает так, как поступил бы человек,
слушаясь не того хозяина, у которого он живет,
а того первого человека, которого он встретил на
улице.
Мне говорят: "Давай столько-то
денег какому-то тому,
кто называется правительством". Этот же кто-то
велит мне идти в солдаты
и обещаться убивать, кого он
велит.
Я
спрашиваю: "Кто этот
кто-то?"
Мне говорят: "Правительство". - Кто такое правительство?
- Люди.
- Кто же такие эти люди, особенные какие-нибудь?
- Нет, такие же, как и все.
- Зачем
же мне делать то, что они велят мне. Еще добро бы все, что они велят, были бы дела
добрые, а то они прямо велят мне делать злое. Не
хочу я этого.
Оставьте меня в покое. Вот что должны были бы сказать все люди, если бы
они не были
так одурены лжеучением государства.
Учение Христа всегда
было противно учению
мира. По учению
мира, властители управляют народами и, чтобы управлять ими, заставляют
одних людей убивать, казнить, наказывать других людей, заставляют их клясться в
том, что они во всем будут исполнять волю начальствующих, заставляют
их воевать с другими народами. По учению же Христа, ни
один человек не может не
только убивать, но насиловать другого, даже и силою сопротивляться ему,
не может делать зла не только
ближним, но даже врагам своим.
Учение мира и
учение Христа были и всегда будут
противны друг другу.
И Христос знал
это и предсказывал своим
ученикам, что за то, что они будут следовать Его учению, их будут предавать на мучения и
убивать и что мир будет их
ненавидеть, как он ненавидел Его,
потому что они будут не слугами мира, а слугами Отца.
И все сбылось и сбывается так,
как предсказал Иисус,
если ученики Христа исполняют Его
учение.
"Если бы мои солдаты начали думать,
ни один не остался бы в
войске", говорил король Фридрих II.
Анархисты правы во всем: и в отрицании
существующего и в
утверждении того, что при существующих нравах ничего не может быть хуже
насилия власти но они грубо ошибаются,
думая, что анархию
можно установить революцией.
Анархия может быть установлена только тем,
что будет все больше
и больше людей, которым будет не
нужна защита правительственной власти, и все
больше и больше людей, которые будут стыдиться прилагать эту власть.
Анархия не значит отсутствие учреждений,
а только отсутствие
таких учреждений, которым заставляют людей подчиняться насильно. Казалось,
иначе бы не могло и не должно
бы быть устроено
общество существ, одаренных разумом.
Нельзя
допустить, чтобы человек,
истинный христианин, был
членом общества, имеющего армию и военные учреждения.
Неужели он
может согласиться на
то, чтобы признаваемый
им глава правительства командовал
бы армией и флотом и водил
братьев его убивать братьев же иноплеменников?
Не может христианин признавать такого
сановника и участвовать
в его выборе, не может, присягая
именем Бога, обязываться делать дела
убийства и насилия.
Как безобразно, нелогично оказывается
возражение в пользу
участия в делах мира сего и как
бессмысленно оказывается по .поверке то, что с первого взгляда казалось
последним словом здравого смысла.
Конгресс
уполномочивает объявить войну.
Мои представители уполномочивают
делать это злодеяние от моего имени и
по своему произволу.
Они имеют власть обратить целую нацию в
безбожных убийц и разбойников, они имеют власть объявлять справедливыми и
правыми все эти
ужасы, они имеют право дозволять совершение всех
преступлений, и все это на
основании моего уполномочия.
При таких условиях христианин не примет
никакой должности, никогда не захочет быть ни избирателем, ни избираемым
и никогда не присоединится ни к церкви, ни к государству, пока они будут
поддерживать такие верования, пока и
церковь и государство не перестанут распинать Христа.
Адин Балу
Суд состоит в том, что свет пришел в мир,
но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы.
Ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет
и не идет к свету, чтобы не обличались дела его, потому что злы. А
поступающий по правде идет к свету, дабы явны были дела его, потому что
они в Боге сделаны.
Иоан III, 19-21
Ложные веры это - такие веры, которые люди
принимают не потому, что они нужны им для души, а только потому, что верят тем,
кто их проповедует.
Часто люди думают, что они верят в закон
Бога, а они верят только в то, во что верят все. Все же верят не в закон Бога, а называют законом
Бога то, что подходит к их жизни и не мешает им вести ее.
С того часа, как первые члены соборов
сказали: "Изволися нам и Святому Духу",
то есть признали рассуждения собравшихся людей важнее и святее разума и совести
человека, с того часа началась та ложь, которая. погубила миллионы человеческих
существ и продолжает до сей поры свое ужасное дело.
Духовенству необходимо удерживать народ
в его
невежестве; без этого Евангелие так просто, что всякий сказал
бы духовным пастырям: "Мы все это и
без вас хорошо знаем".
Монтескье
Истинная вера не нуждается в церкви.
Церковная вера - рабство.
"Да придет царствие Твое", -
этого желают все люди. Христос приблизил к нам
это царство, но
люди на место
Царства Божия устроили
царство духовенства, и Царство Божие не приближается.
Кант
Если люди живут в грехах и соблазнах, то
они не могут быть
спокойны. Совесть обличает их. И потому таким людям нужно одно из
двух: или признать себя виноватыми перед людьми и Богом,
перестать грешить, или продолжать жить грешной жизнью, делать дурные дела и
называть свои злые дела добрыми.
Вот для таких-то людей и придуманы учения ложных вер, по
которым можно, живя дурной жизнью, считать себя правыми.
Дурно лгать перед людьми, но еще хуже
лгать перед самим собою. Вредна такая ложь особенно тем, что во лжи
перед людьми люди уличат тебя, во лжи же перед собой тебя некому уличить. И
потому берегись лгать перед самим собою,
особенно когда дело идет о вере.
"Верь или будь проклят". В этом
главная причина зла.
Если человек принимает без рассуждения то, что он должен бы был
разобрать своим разумом, человек в конце концов отвыкает от рассуждения и
подпадает проклятию сам и вводит в грех своих ближних. Спасение людей в том, чтобы каждому
научиться думать своим умом.
Эмерсон
Нельзя ни взвесить, ни измерить
того вреда, который
производили и производят ложные
веры.
Вера есть установление отношений человека
к Богу, к миру и вытекающее из этого отношения определение
своего назначения. Какова
же должна быть жизнь
человека, если это
отношение и вытекающее
из него определение назначения ложны?
Могут быть три рода ложной веры. Первая
ложная вера - это вера в возможность познания через опыт того, что по
законам опыта не
может быть допущено (вера в чудеса). Вторая ложная вера состоит в
допущении для нашего нравственного совершенствования того, о
чем мы нашим
разумом не можем составить никакого понятия (вера в
таинства). Третья ложная
вера - это признание возможности призвать сверхъестественным путем такое
таинственное действие, посредством которого божество будет влиять на нашу нравственность (вера в благодать).
Кант
Единая истинная религия не содержит в себе
ничего, кроме законов,
то есть таких нравственных начал, безусловную необходимость которых
мы можем сами сознать и
исследовать и которые мы сознаем нашим
разумом. Только для целей церквей, которых может быть много
различных, могут существовать такие постановления,
которые не нужны для
нравственной жизни. Признавать
эти постановления веры, установленные
в одном народе,
но не составляющие всемирной религии,
за обязательные правила
для служения Богу
есть религиозное
заблуждение. Следование таким
постановлениям есть ложное служение Богу, которое уничтожает возможность
истинного служения.
Кант
Человек может угодить Богу только хорошей
жизнью. И потому все то, чем, кроме хорошей, чистой, доброй жизни, человек
думает угодить Богу, все
это грубый и вредный обман.
По Канту
Покаяние
человека, который истязует
себя вместо того,
чтобы, воспользовавшись своим настроением, поскорее изменить к
лучшему свой образ жизни, это даром потраченный труд, и,
кроме того, такое покаяние влечет за собою еще то дурное последствие, что
человек считает, что
он одним этим (покаянием) погасил
список своих долгов
и не заботится
уже о самоусовершенствовании,
которое одно только и нужно.
Кант
Дурно то, что люди не знают Бога, но еще
хуже то, когда люди признают Богом то, что не есть Бог.
Лактанций
Говорят: Бог создал человека по образу
Своему; надо бы скорее сказать, что
человек по своему образу создал Бога.
Лихтенберг
Когда говорят о
небе, как о
месте, где находятся
блаженные, то обыкновенно
представляют себе его где-то высоко
над собою в
необъятных мировых
пространствах. Но при
этом забывают о
том, что наша
земля, рассматриваемая из тех мировых пространств, так же
представляется одной из небесных звезд и что жители тех миров с
таким же правом могли бы показать на землю и сказать: "Видите вон ту
звезду - место вечного блаженства,
небесный приют, приготовленный для нас, куда мы когда-нибудь
попадем". Дело в том,
что по странной ошибке нашего ума
полет нашей веры
всегда соединен с понятием о восхождении вверх, причем не
думают о том, что, как бы высоко мы ни
поднимались, нам все-таки придется опять
спуститься вниз, чтобы
стать твердой ногой в каком-нибудь другом мире.
Кант
С первых же времен апостолы и первые христиане
до такой степени
не понимают сущности учения Христа, что учат принимающих
христианство прежде всего верить
в воскресение Христа, в чудесное действие крещения, в сошествие Святого Духа и
т.п., но ничего или очень мало говорят о нравственном учении Христа, как это видно по всем речам
апостолов, записанным в Деяниях.
Вера в чудеса, подтверждающая, по их мнению,
истинность исповедания, была
главное, вера же в самое учение Христа была дело второстепенное, часто и вовсе забытое или непонимаемое, как,
например, это видно в Деяниях же, из казни
Анании во имя Христа, учителя любви, прощения.
8
Особенное пристрастие людей к чудесам происходит
от нашей гордости, заставляющей нас думать, что мы
такие важные существа, что ради нас высшее существо должно нарушить весь порядок
мира.
Монтэнь
Церковная вера учит не только тому, что
покаяние согрешившего может очистить его, но тому, что молитвы других
людей могут содействовать
его благу в этой жизни и в будущей. Один
мальчик, ложась спать,
просил няню продолжать игру с
куклами, начатую им,
пока он будет
спать. Отношение церковных людей
к Богу такое же ребячье. Люди будут жить дурно, будут спать, а за них будут
молиться, будут продолжать игру.
Религия, которой нечего дать, дает векселя
на жизнь после смерти.
Просить Бога о вещественном: о дожде, о
выздоровлении, об избавлении от врагов и т.п. нельзя уже потому, что в то же
самое время другие люди могут просить о противоположном, главное же,
нельзя потому, что
в вещественном мире нам дано все,
что нам нужно. Молитва может быть о том, чтобы Бог помог нам жить духовной жизнью, такой жизнью,
при которой все, что
случается с нами, все было бы нам
на благо. Просительная же молитва о вещественном есть только самообольщение.
Истинная молитва только в том, чтобы,
отрешившись от всего мирского, от всего, что может развлекать
наши чувства (магометане
прекрасно делают, когда, входя в
мечеть или начиная молиться, закрывают пальцами глаза и уши), вызвать в себе
Божеское начало. Самое
лучшее для этого
то, чему учит
Христос: войти одному в клеть и затвориться,
то есть молиться
в полном уединении, будет ли оно
в клети, в лесу или в поле.
Истинная молитва - в том,
чтобы, отрешившись от всего мирского, внешнего,
проверить свою душу, свои поступки, свои желания по
требованиям не внешних условий мира,
а того божественного начала,
которое мы сознаем в душе своей. И такая молитва бывает не праздное
умиление и возбуждение,
которое производят молитвы
общественные с их
пением, картинами, освещениями
и проповедями, а такая
молитва - помощь,
укрепление, возвышение души, исповедь, поверка прежних и указание
направления будущих поступков.
Чем неразумнее, вреднее учреждение, тем
большим внешним величием
оно обставляется, иначе оно не могло бы привлечь никого. Такова церковь.
Торжественность и внешний блеск церковных
обрядов суть главные признаки ее неразумности и вредности.
Между тунгусским шаманом и европейским
управляющим церковью - прелатом или
(взяв для примера простых людей) между
совершенно грубым, чувственным вогулом, который
поутру кладет себе
на голову лапу
медвежьей шкуры, приговаривая
молитву: не убий меня, и утонченным пуританином и индепендентом в Коннектикуте,
хотя и есть разница в приемах, нет разницы
в основах их веры, так как они оба принадлежат к одному
и тому же разряду людей, которые полагают
свое служение Богу не в том, чтобы становиться лучше, а в вере или в исполнении известных произвольных
постановлений. Только те, которые верят, что служение Богу состоит в стремлении
к лучшей жизни, отличаются от первых -
тем, что
признают иную, неизмеримо
высшую основу, соединяющую
всех благомыслящих людей в невидимую церковь, которая одна может быть
всеобщею.
Кант
Человек, совершающий поступки, которые
сами по себе не
имеют ничего нравственного, с тем
чтобы привлечь к себе непосредственно благосклонного Бога и посредством их достигнуть
исполнения своих желаний,
находится в заблуждении о
том, что можно
естественными средствами достигнуть сверхъестественных последствий.
Такие попытки называют колдовством,
но так как колдовство имеет связь
с злым духом, попытки же эти совершаются
хотя и по недоразумению, но с
добрыми намерениями, то мы
назовем такие попытки скорее фетишизмом. Такое
сверхъестественное воздействие человека
на Бога возможно только в мысли и
неразумно уже потому, что
неизвестно, угодно ли или
нет Богу такие действия. Если
же человек, кроме
того что он непосредственно делает для достижения
Божьего благоволения, то есть, кроме доброго
поведения, старается еще
сделать себя достойным,
посредством известных
формальностей, сверхъестественной помощи
и с этой
целью, посредством исполнения обрядов, которые не имеют
никакой непосредственной цены,
думает сделать себя более восприимчивым к нравственному настроению
и достижению своих добрых
стремлений, то он
рассчитывает на нечто сверхъестественное для
исправления своей естественной
слабости. Такой человек, считая,
что поступки, не имеющие в себе
ничего нравственного и угодного Богу, могут
служить средством или
условием исполнения своего желания непосредственно от
Бога, находится в
заблуждении о том,
что, несмотря, на то, что он не имеет, к
тому ни физической,
ни нравственной склонности, он
может естествевиым способом, не
имеющим ничего общего
с нравственностью и доступным само- му дрянному человеку, приколдовать
к себе эту сверхъестественную
Божескую помощь исповеданиями
веры и исполнением различных церковных обрядов.
Кант
Когда мы по душе хотим переговорить с
человеком о важном
деле, мы стараемся сойтись с ним один на один, чтобы ничто
не развлекало нас,
не мешало нам. Как же общаться с Богом, молиться при народе? Трудно при народе избавиться от заботы о том, что
обо мне подумают,
от пустословия, от рассеяния. Особенно, когда собираются по
праздникам. Оттого и
сказано в
Евангелии:
"И когда молишься, не будь, как
лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться,
чтобы показаться перед
людьми.
Истинно говорю вам, что
они уже получают
награду свою. Ты
же, когда молишься, войди в
комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне, и
Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе".
Мф. VI, 5-
б
"Остерегайтесь книжников, которые
любят ходить в
длинных одеждах и любят
приветствия в народных
собраниях, председания в синагогах и предвозлежания на пиршествах, которые
поедают домы вдов и лицемерно
долго молятся" (Луки XX, 46 -
47).
Там, где есть ложная вера, всегда будут
эти книжники и
всегда будут поступать так же,
как поступали те, о которых говорится в Евангелии.
Как только появились люди, которые стали
говорить про себя,
что они церковь и что потому они
одни непогрешимы, так тотчас же появились
другие люди, которые про себя стали говорить то же самое. А как
только есть два разряда людей, которые каждый говорят
друг про друга, что они в обмане, то вероятнее всего, что они оба неправы.
Говорят, истинно верующие составляют
церковь. Есть ли
эти истинно верующие, или нет их,
мы не можем знать. Каждый из нас желал бы
быть таким истинно верующим и
каждый старается быть им; но никто не должен говорить ни про себя, ни про тех, которые верят так
же, как он, что они
одни истинно верующие, потому что
если они могут сказать
про себя, что
они истинно верующие, то точно то
же могут сказать и другие.
Человеку, не думавшему о вере, кажется,
что есть только одна истинная вера - та, в какой он родился. Но
только спроси себя, что бы было,
если бы ты родился в другой
вере, христианин - в магометанской, буддист
- в христианской, христианин - в
браминской? Неужели только мы, в своей вере,
в истине, а все остальные во лжи? Вера не станет
истиной от того,
что ты будешь уверять себя и
других, что она одна истинная.
Католический катехизис говорит:
"Церковь есть общество верующих,
основанное господом нашим
Иисусом Христом, распространенное
по всей земле
и подчиненное власти
законных пастырей и святого нашего отца - папы", подразумевая под
законными пастырями человеческое учреждение, имеющее во главе
своем папу и составленное из известных, связанных между собой известной
организацией лиц.
Православный катехизис говорит:
"Церковь есть основанное Иисусом
Христом на земле общество, соединенное между собой в одно целое
одним божественным учением
и таинствами, под управлением и руководством богоустановленной иерархии", разумея
под богоустановленной
иерархией именно греческую
иерархию, составленную из известных таких-то лиц, находящихся в
таких-то и таких-то местах.
Лютеранский катехизис говорит:
"Церковь есть святое христианство,
или собрание всех
верующих под Христом, главою их,
в котором Св. Дух через евангелие и таинства предлагает, сообщает, усваивает
божеское спасение". Лютеранский катехизис
говорит так, подразумевая
то, что
католическая церковь заблудшая
и отпавшая и что истинное
предание хранится в лютеранстве.
Для католиков божественная церковь совпадает
с римской иерархией
и папой. Для православных
божественная церковь совпадает
с учреждением восточной и
русской иерархии. Для лютеран божественная церковь совпадает
с собранием людей, признающих библию и катехизис Лютера. Для мыслящих
людей и та, и другая, и третья церкви
суть только ложные человеческие учреждения.
Разве не ясно, что ни в той, ни в другой,
ни в третьей нет и не может быть истины?
Представление об единой церкви,
основанное Христом, может
удержаться только у человека,
не знающего, как
жили прежние люди,
и никогда невстречавшегося с
людьми других исповеданий,
и само собою
тотчас же разрушается, как только человек узнает о том, как
образовались и как теперь одновременно существуют отрицающие одно другое
церковные учреждения. Так что такой церкви, про
которую говорят церковники,
учреждения, основанного Христом и единого, не существует и никогда не
существовало.
Каждая
церковь представляет точно
такие же доказательства своей преемственности и даже чудес в пользу
истинности своей, как и всякая другая. Так что строгое и точное определение
того, что есть церковь (не как
нечто фантастическое, чего бы
нам хотелось, но
как то, что
есть и было в
действительности) - только одно: церковь есть такое собрание людей, которые утверждают про себя, что они
находятся в полном и
единственном обладании истины.
Утверждение о том, что церковь только
одна, совершенно несправедливо.
Не только не было никогда единой церкви,
но никогда и не могло быть. Церковь появлялась
только там, где
собрание верующих разделялось. Ложное
представление о том, что церковь всегда
была единой, поддерживается только
тем, что каждая церковь называет все другие
церкви ересями и
одну свою истинною и непогрешимо
дошедшею до нас.
Жизнь наша стала дурной,
даже хуже языческой,
оттого, что вместо истинной веры у нас есть только ложная
вера, обман веры.
Служители церквей всех исповеданий, в
особенности в последнее
время, стараются выставить себя сторонниками движения в христианстве:
они делают уступки, желают
исправить вкравшиеся в церковь злоупотребления,
и говорят, что из-за злоупотреблений нельзя
отрицать самого принципа
христианской церкви, которая одна только может соединить всех воедино и
быть посредницей между людьми и Богом.
Но все
это явно несправедливо. Церкви
не только никогда не соединяли,
но были всегда одной из главных
причин разъединения, ненависти
людей друг к другу, войн,
побоищ, инквизиций, Варфоломеевских ночей и т.п., и церкви
никогда не служат посредницами между людьми и
Богом, чего и не нужно и что прямо запрещено Христом. Христос открывает
свое учение прямо непосредственно каждому
человеку, церкви же
ставят мертвые формы вместо Бога и не только не открывают,
но заслоняют от людей Бога. И потому церкви, возникшие из непонимания и
поддерживающие это непонимание
своей неподвижностью, не могут
не преследовать и
не гнать всякое
истинное понимание христианского учения. Они стараются скрыть это, но
это невозможно потому, что всякое
движение вперед по пути, указанному Христом, разрушает их существование.
В 1682 году в Англии доктор Лейтон,
почтенный человек, написавший книгу против епископства, был судим и
приговорен к следующим совершенным
над ним наказаниям: его жестоко
высекли, потом отрезали одно ухо и распороли
одну сторону носа, потом горячим железом выжгли на щеке буквы SS: сеятель
смут. После семи дней его опять высекли, несмотря на то, что рубцы на
спине еще не зажили, и распороли другую сторону носа, и отрезали другое
ухо, и выжгли клеймо на другой щеке. Все это было
сделано во имя христианства.
Морисон Давидсон
В 1415 году Иоанна Гуса за то, что он
обличал ложную веру
католиков и дурные дела папы,
признали еретиком, судили и приговорили к
смерти без пролития крови, то
есть к сожжению.
Казнили его за городскими воротами между
садами. Когда Гуса привели на место
казни, он стал на колени и стал молиться. Когда палач велел ему войти на костер, Гус встал и сказал громко:
- Иисусе Христе! Иду на смерть за
проповедь Твоего слова, буду терпеть покорно.
Палачи раздели Гуса и привязали ему
руки назад к
столбу; ноги Гуса стояли на скамье. Вокруг него положили
дрова и солому.
Дрова и солома доходили Гусу до подбородка. Тогда
имперский начальник подошел
к Гусу и сказал, что, если он отречется от всего,
что он говорил, его простят.
- Нет, - сказал Гус, - я не знаю за собой
вины.
Тогда палачи зажгли костер. Гус
запел молитву: "Христе,
Сыне Бога живого, помилуй
меня!"
Огонь поднялся высоко, и скоро Гус замолк.
Так утверждали свою веру люди, которые
называли себя христианами. Разве не ясно, что это была не вера, а самое грубое
суеверие?
Из всех способов распространения ложных
вер самый жестокий - внушение ложной веры детям. Он состоит в том,
что ребенку, спрашивающему у старших, живших прежде его и имевших
возможность познать мудрость
прежде живших людей, о том, что
такое этот мир и его жизнь и какое отношение между тем и другим,
- отвечают не то, что думают и знают эти старшие, а то, что
думали люди, жившие тысячи лет тому назад, и во что никто из взрослых
людей уже не верит и не может верить.
Вместо духовной, необходимой ему
пищи, о которой
просит ребенок, ему дается губящий его
духовное здоровье яд, от которого он может
исцелиться только величайшими усилиями и страданиями.
Никогда люди не делают злых дел с большим
спокойствием и уверенностью в своей правоте, как тогда, когда они делают их по
ложной вере.
Паскаль
Символ веры учится и читается как молитва
и в церквах,
а нагорная проповедь по уставу
раз в год читается в виде евангельских чтений, и то по будним дням.
Оно и не
может быть иначе:
люди, верующие в
злого и безрассудного Бога,
проклявшего род человеческий и обрекшего своего сына на жертву и часть людей на вечное мучение,
не могут верить
в Бога любви.
Человек, верующий в Бога-Христа, паки
грядущего со славою судить и казнить живых и мертвых, не может верить в
Христа, повелевающего подставлять
щеку обидчику, не судить,
прощать и любить
врагов; человек, верующий
в боговдохновенность Ветхого завета и святость Давида, завещающего на
смертном одре убийство старика, оскорбившего его и которого он сам не мог
убить, так как был связан клятвой (3-я
кн. Царств, гл. II, ст. 8), и
т.п. мерзости, которыми полон
Ветхий завет, не может верить в
нравственный закон Христа; человек, верующий
в учение и
проповеди церкви о
совместимости с
христианством казней, войн, не может уже
верить в братство всех людей.
Главное же, человек, верующий в спасение
людей верою в искупление или в
таинства, не может уже
все силы свои
полагать на исполнение
в жизни
нравственного учения Христа.
Человек, наученный церковью тому
кощунственному учению о том, что человек не может спастись
своими силами, а что есть
другое средство, неизбежно будет
прибегать к этому средству, а не к своим силам, на которые, его уверяют, грех надеяться. Учение
церковное, всякое, своим
искуплением и таинствами
исключает Христово учение в его истинном смысле.
Тесные врата и узкий путь, который ведет в
жизнь, это -
путь доброй жизни. Просторные
врата и широкий путь, по которому шествуют
многие, это церковь.
И это
не означает того,
что в самой
церкви и в
ее положениях заключается
что-нибудь такое, что губит людей,
а то, что
вступление в церковь и признание
ее положений или исполнение ее обрядов считается людьми средством освобождения от своих
основных нравственных обязанностей.
Кант
"Не называйтесь учителями, ибо один у
вас Учитель - Христос, все же вы -
братья; и отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у
вас Отец,
Который на небесах; и не называйтесь
наставниками, ибо один у вас Наставник -
Христос" (Матф. XXIII, 8 -10).
Так учил Христос. А учил Он так потому,
что знал, что как в Его время были люди, учившие людей ложному закону
бога, так и впредь будут такие люди. Он знал это и учил
тому, что не
надо слушать людей,
называющих себя наставниками,
потому что учения их затемняют то простое
и ясное учение, которое открыто всем людям и заложено
в сердце каждого человека.
Учение это в том, чтобы любить Бога, как
высшее добро и истину, и ближнего, как самого себя, и делать другим,
что хочешь, чтобы тебе делали.
Вера не в том, чтобы знать то, что было,
или то, что будет, ни даже то, что есть, а только в том одном, чтобы
знать, что должно
делать каждому человеку.
"Итак, если ты принесешь дар твой к
жертвеннику и там вспомнила,
что брат твой имеет
что-нибудь против тебя,
оставь там дар
твой пред жертвенником и пойди
прежде примирись с братом
твоим, и тогда
приди и принеси дар твой" (Матф. V, 23 - 24).
Вот в чем истинная вера: не в обряде,
не в
жертве, а в единении с людьми.
Христианское учение так ясно, что младенцы
понимают его в его настоящем смысле. Не понимают его только те, кто не хотят
жить по-христиански.
Для того, чтобы понимать
истинное христианство, надо
прежде всего отказаться от
ложного.
Истинное богопочитание свободно от
суеверия; когда в
него проникает суеверие, то и
самое богопочитание разрушается. Христос указал
нам, в чем истинное богопочитание. Он учил, что из
всего того, что мы делаем в
своей жизни, одно есть свет и счастье людей, это - наша любовь друг к
другу; Он учил, что счастье
нашего мы можем достигнуть
только тогда, когда
будем служить людям, а не себе.
Паскаль
Если то, что выдается за закон Божий,
не требует любви,
то все это человеческие выдумки, а не закон Божий.
По Сковороде
Никогда не узнаешь Бога, если будешь
верить всему тому, что будут тебе говорить
про Бога.
8
Узнать Бога нельзя по рассказам о Нем.
Узнать Его можно
только тем, чтобы исполнять закон
Его, тот закон, который знает сердце всякого человека.
Сущность учения Христа
в том, что Он показал
людям то божеское совершенство, к которому в своей
жизни должны приближаться люди. Люди же, не желающие следовать учению Христа,
иногда нарочно, а иногда и
не нарочно, понимают учение
Христа не так, как Он его проповедовал:
как непрестанное приближение к
совершенству, а как правило, по которому
Христос будто бы требует от людей божеского
совершенства. И понимая
так превратно учение Христа, люди, не желающие ему
следовать, делают одно из двух: или, признавая совершенство недостижимым
(что совершенно справедливо),
откидывают все учение как
неисполнимую мечту (это делается светскими
людьми), или, что самое вредное и распространенное и
делалось и делается большинством людей, считающих себя
христианами, это - то, чтобы,
признавая совершенство недостижимым,
исправлять, то есть извращать,
учение и вместо
истинного христианского
учения, состоящего в
вечном стремлении к
божескому совершенству, исполнять правила, называемые
христианскими, но боль-
шей частью прямо противные христианству. Это проявлялось и
проявляется во всей деятельности церкви, начиная с
извращенного текста Евангелия, как
вставка слова "напрасно" в стихе о гневе и мн. др., до
установления всякого рода ничем не оправдываемых таинств, обрядов,
служб и, главное, догматов: троицы, искупления, непогрешимости церкви и пр. и
пр.
Церковь, истинная церковь, то есть
соединение людей истинно и
потому одинаково верующих, всегда внутренняя. Царство Божие внутри вас
есть. Люди, не знающие друг друга,
отдаленные друг от друга и пространством и
временем, неразрывно соединены единой исповедуемой ими истиной. Церковь
же внешняя, соединяя людей во
времени и в пространстве, нарушает
истинное внутреннее единение,
подставляя на место его наружное.
Видимая церковь есть только лживое подобие
истинного соединения.
Если есть церковь, то эта церковь состоит
из людей, живших
прошедшие века и теперь живущих, разбросанных в Индии, Австралии,
Гренландии, по всему лицу земли и неизвестных людям и друг другу. Понятие церкви,
как собрания избранных, лучших,
есть понятие не христианское, гордое, ложное. Кто лучший, кто худший? Петр был
лучшим до петуха, а разбойник худшим до
креста. Разве мы не знаем в самих
себе то ангела, то дьявола, которые
перемешиваются в нашей жизни так,
что нет человека, который бы совсем изгнал из себя ангела, ни такого, у которого из-за ангела не
выступал бы иногда дьявол? Как же нам, таким пестрым существам, составлять
собрание избранных, праведных?
Есть свет истины, и есть люди, со всех
сторон приближающиеся к нему, со стольких разных сторон, сколько есть радиусов
в круге,
- стало быть,
до бесконечности разнообразными путями. Будем всеми силами
стремиться к свету истины, объединяющему всех, а насколько
мы близки к нему и объединены судить не нам.
Церковное извращение христианства отдалило
от нас осуществление Царства Божия, но истина христианства, как огонь в костре,
который, заглушенный на время
наваленным сырым хворостом,
уже высушил сырые
прутья, начинает охватывать их и
выбиваться наружу. Истинное значение христианства теперь уже видно всем, и
влияние его уже сильнее того обмана, который скрывает его.
Прислушайтесь к
тому глубокому недовольству теперешней
формой христианства, которое распространяется в
обществе, выражается ропотом, иногда озлоблением, печалью.
Все жаждут пришествия
Царства Бога. И оно приближается.
Более чистое христианство хотя
и медленно, но все более
и более занимает место того,
которое называется этим именем.
Чаннинг
От Моисея
до Иисуса совершилось
великое умственное и
религиозное развитие среди отдельных людей и народов. От времени
Иисуса до нашего
это движение как в отдельных людях, так
и в народах
было еще значительнее.
Старые заблуждения откинуты, и новые
истины вошли в сознание человечества.
Один человек не может быть так же велик,
как человечество. Если
великий человек настолько впереди своих собратьев, что они не понимают
его, приходит время, когда они сначала догоняют, потом обгоняют его и
уходят так далеко, что в свою очередь становятся
непонятными для тех, которые
стоят на том месте, где стоял прежний великий человек.
Всякий великий религиозный гений все больше и больше уясняет
религиозные истины и
содействует этим все большему и большему единению людей.
Паркер
Как всякий человек в отдельности,
так равно и
все человечество в совокупности должно
преображаться, переходить от
состояния низшего к высшему, не задерживаясь в своем росте,
предел которого в самом Боге. Всякое состояние является последствием
предшествующего состояния. Рост
совершается непрерывно и незаметно, подобно росту зародыша, совершается
так, что
ничто не нарушает цепи последовательных состояний этого непрерывного
развития. Но если человеку и всему роду
человеческому предназначено преобразоваться, то и для отдельного человека и для
рода человеческого это
преобразование должно совершиться
в труде и страданиях.
Прежде чем облечься в величие, прежде чем
выйти в свет, нужно двигаться во мраке, терпеть гонения, отдать тело,
чтобы спасти душу;
надо умереть, чтобы возродиться
в жизнь более
могучую, более совершенную.
И после восемнадцати столетий,
совершив один из кругов своего развития, человечество опять стремится
преобразиться. Старые системы,
старые общества, все,
что составляло старый мир, уже
разрушается, - и
народы живут теперь
среди развалин в ужасе и страдании.
И потому не
унывать надо при
виде этих развалин, этих смертей,
уже совершившихся или
имеющих совершиться, а, напротив, мужаться. Соединение людей
недалеко.
Ламенэ
Комментариев нет:
Отправить комментарий