СОЗНАНИЕ БЛАГОТВОРНОСТИ СТРАДАНИИ УНИЧТОЖАЕТ ИХ ТЯЖЕСТЬ
1
Что делать, когда все нас оставляет: здоровье, радость, привязанность, свежесть чувства, память, способность к труду, когда нам кажется, что солнце холодеет, а жизнь как будто теряет все свои прелести? Как быть, когда нет никакой надежды? Одурманиваться или каменеть? Ответ всегда один: жить духовной жизнью, не переставая расти. Будь что будет, если чувствуешь спокойствие совести, если чувствуешь, что делаешь то, чего требует от тебя твоя духовная сущность.
Будь тем, чем ты должен быть, - остальное дело Божие. И если бы даже не было Бога, святого и доброго, жизнь духовная была бы все-таки разгадкой тайны и полярной звездой для движущегося человечества, потому что она одна дает истинное благо.
Амиель
Ищи в страданиях их значения для твоего душевного роста, и уничтожится горесть страдания.
Только знай и верь, что все, что случается с тобой, ведет тебя к твоему истинному, духовному благу, и ты будешь встречать болезни, бедность, позор, - все то, что считается людьми бедствиями, - не как бедствия, а как то, что нужно для твоего блага, как земледелец принимает нужный для его поля дождь, измочивший его, как больной принимает горькое лекарство.
4
Вспомни, что отличительное свойство разумного существа есть свободное подчинение своей судьбе, а с нею, свойственная животным не постыдная борьба.
Марк Аврелий
То самое, что огорчает нас и кажется нам тем, что мешает нам исполнить наше дело жизни, то самое и есть наше дело жизни. Тебя мучат бедность, болезнь, клевета, унижение. Стоит тебе только пожалеть себя, и ты почувствуешь себя несчастнейшим из несчастных. Но стоит только понять, что то дело жизни, которое ты призван делать, состоит именно в том, чтобы в бедности, болезни, унижении прожить наилучшим образом, и тотчас же вместо уныния и отчаяния ты почувствуешь бодрость и уверенность.
У каждого свой крест, свое иго, не в смысле тягости, а в смысле назначения жизни, и если мы смотрим на крест не как на тягость, а как на назначение жизни, то нам легко его нести; нам легко нести его, когда мы кротки, покорны, смиренны сердцем. А еще легче, когда мы отрекаемся от себя; а еще легче, когда мы несем крест этот на каждый час, как учит Христос; а еще и еще легче, если мы забываем себя в работе духовной, как люди забывают себя в работах мирских. Крест, посланный нам, это то, над чем нам надо работать. Вся жизнь наша эта работа. Если крест - болезнь, то нести ее с покорностью; если обида от людей, то уметь воздавать добром за зло; если унижение, то смириться, если смерть, то с благодарностью принять ее.
Чем больше отталкиваешь свой крест, тем он становится тяжелее. Амиель
Несомненно важнее, как принимает человек судьбу, нежели какова она на самом деле.
Гумбольдт
Никакое горе так не велико, как страх перед ним. Чокке
Вместо того чтобы везти, когда она запряжена, норовистая лошадь изобьется, измучится, ей исхлещут бока, а она все-таки повезет. То же бывает и с человеком, если он не хочет нести горести, как испытания, а считает их ненужным злом и кобенится против них.
11
Если у тебя есть враг и ты сумеешь воспользоваться им так, чтобы выучиться на нем любить врагов, то то самое, что ты считаешь злом, сделается для тебя великим благом.
Болезнь, лишение члена, жестокое разочарование, потеря имущества, потеря друзей кажутся в первое время невозвратимой потерей. Но года проявляют глубокую врачебную силу, которая лежит в этих потерях.
Эмерсон
Когда чувствуешь себя несчастным, вспомни о несчастиях других и о том, что могло бы быть еще хуже. Вспомни еще, чем ты виноват был прежде и теперь виноват; а самое главное, помни то, что то, что ты называешь несчастием, есть то, что послано тебе для твоего испытания, для того, чтобы ты выучился покорно и любовно переносить несчастие, для того, чтобы ты благодаря этому несчастию стал лучше. А в том, чтобы становиться лучше, все дело твоей жизни.
В тяжелые времена болезней, потерь и всяких горестей нужнее, чем во всякое другое время, молитва, - не просьба об избавлении, а признание своей зависимости от высшей воли. "Не моя воля да будет, но Твоя, и не то, что я хочу, а то, что Ты хочешь, и не так, как я хочу, а как Ты хочешь. Мое же дело в тех условиях, в которых Ты поставил меня, исполнять Твою волю". В тяжелые времена нужнее всего помнить, что когда трудно, то это самое трудное и есть то, что задано мне, что это и есть тот случай, который не повторится, в котором я могу показать, что я точно хочу делать не свою, а Его волю.
Все великое совершается в человечестве лишь при условии страдания. Иисус знал, что этого надо было ожидать и Ему, и Он все предвидел: и ненависть тех, власть которых Он пришел разрушить, и их тайные заговоры, и их насилия, и неблагодарную измену того народа, которого болезнь Он излечивал, питая его небесным хлебом Своего слова; Он предвидел и крест, и смерть, и оставление Своими, еще более горестное, чем самая смерть. И мысль эта не покидает Его, но это ни на минуту не останавливает Его. Если телесная природа Его отталкивает "чашу сию", воля более сильная принимает ее без колебания. И в этом Он дает всем тем, кто продолжит Его дело, всем тем, кто, как Он, придет трудиться для спасения людей, для освобождения их от бремени заблуждения и зла, - дает им пример, который должен быть всегда памятен.
Если люди хотят достичь цели, к которой ведет Христос, надо, чтобы и они шли тем же путем. Только этой ценой люди служат людям. Вы хотите, чтобы люди были истинно братьями, вы призываете их к законам из общей природы, вы боретесь против всякого притеснения, всякого беззакония, всякого лицемерия; вы призываете на землю царство справедливости, долга, правды, любви, - как же могут те, которых сила основана на противном, не подняться против вас!
Разве они могут без борьбы оставить вас разрушать их храм и строить другой, не такой, как их, - уже не дело рук человеческих, - но вечный храм, основы которого - истина?
Оставьте эту надежду, если когда-либо вы и были так легкомысленны, что имели ее. Вы выпьете чашу до последней капли. Вас возьмут, как воров; против вас будут искать ложных свидетельств, а на то, которое вы сами о себе дадите, подымется крик: он богохульствует! И судьи скажут: он достоин смерти. Когда это случится, радуйтесь: это последнее знамение, - знамение того, что вы сделали настоящее, нужное дело.
Ламенэ
СТРАДАНИЯ НЕ МОГУТ ПРЕПЯТСТВОВАТЬ ИСПОЛНЕНИЮ ВОЛИ БОГА
Человек никогда не бывает ближе к Богу, как когда он бывает в беде. Пользуйся этим, чтобы не потерять этого случая сближения с тем, что одно дает неизменное благо.
Как хороша старинная поговорка о том, что Бог посылает страдания тому, кого любит! Для того, кто верит в это, страдание не страдание, а благо.
Разумный, доживший до глубокой старости человек, чувствуя, что он теперь не может сделать телесными силами и сотой доли того, что он делал в 30 лет, так же мало огорчается этим, так же мало замечает это, как он, будучи 30 лет, не огорчался и не замечал того, что он уже не может делать того, что делал в детстве. Он знает одно, что все его здоровое или больное, сильное или чуть двигающееся тело, как тогда, так и теперь, затем только и существует, чтобы служить Богу. Богу же служить, он знает, совершенно одинаково можно, поднимая 12 пудов одной рукой или имея силу только кивнуть головой. Он знает теперь, что только для служения своему телу нужно больше здоровья, силы, а для служения Богу не только не нужно телесной силы, но, напротив, слабость тела только поощряет это служение.
Только перенеси человек смысл своей жизни из достижения внешних благ в служение отцу, и нет уже для такого человека разницы между тем, что в мирской жизни называется счастием или несчастием.
Только скажи себе, что во всем, что случается, воля Бога, и верь, что воля Бога всегда добро, и ты ничего не будешь бояться, и жизнь для тебя всегда будет благом.
XXIX. СМЕРТЬ
Если человек полагает жизнь в теле, то жизнь его кончается со смертью тела. Если же человек полагает жизнь в духе, то он не может даже представить себе конца своей жизни.
ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА НЕ ПРЕКРАЩАЕТСЯ СО СМЕРТЬЮ ЕГО ТЕЛА
1
Вся жизнь человеческая, от рождения и до смерти, похожа на один день жизни от пробуждения и до засыпания.
Вспомни, как после крепкого сна просыпаешься поутру, как сначала не узнаешь места, где ты, не понимаешь, кто стоит подле тебя, кто будит тебя, и тебе не хочется вставать, кажется, что сил нет. Но вот понемногу опоминаешься, начинаешь понимать, кто ты и где ты, разгуливаешься, начинают в голове ходить мысли, встаешь и берешься за дела. То же самое или совсем похожее на это бывает с человеком, когда он рождается и понемногу вступает в жизнь, входит в силу и разум и начинает работать.
Разница только в том, что когда человек спит и пробуждается, то все это делается накоротке и в одно утро, а когда человек рождается и возрастает, то это делается месяцами, годами.
Похожа и дальше жизнь одного дня на всю жизнь человеческую.
Проснувшись, человек работает, хлопочет, и что дальше день, то он становится все бодрее и бодрее, но дойдет дело до полдня - и чувствует человек уже не такую бодрость, как с утра. А к вечеру и еще больше устает и хочется уже отдохнуть. Совсем то же и во всей жизни.
В молодости бодрится, весело живет человек, но в середине жизни уже нет той бодрости, а к старости уже чувствуется усталость и все больше и больше хочется отдыха. И как после дня приходит ночь, и ложится человек, и начинают в голове его мешаться мысли, и он, засыпая, уходит куда-то и не чует уже сам себя, - то же и с человеком, когда он умирает.
Так что пробуждение человека - это маленькое рождение, день от утра до ночи - маленькая жизнь, а сон - маленькая смерть.
Мы знаем, что когда гремит гром, то молния уже ударила, и потому гром не может убить, а все-таки мы всегда вздрагиваем от громового удара. То же и с смертью. Не разумеющему смысл жизни человеку кажется, что со смертью погибает все, и он так боится ее и прячется от нее, как глупый человек прячется от громового удара, тогда как удар этот уже никак не может убить его.
Оттого, что один человек тихо шел от того места, с которого я вижу, до того, где мне уж более не видно его, а другой прошел это место скоро, не стану же я думать, что тот, кто шел медленно, тот больше живет, чем тот, кто шел скоро. Я только одно знаю, - знаю то, что если я видел, как человек, скоро ли или тихо - все равно, прошел мимо окна, - я знаю, что и тот и другой были до того времени, когда я увидал их, и будут и после того. То же и с жизнью людей, короткую или длинную жизнь которых я знал перед их смертью.
Веру в бессмертие нельзя принять от кого-нибудь, нельзя себя заставить верить в бессмертие. Чтобы была вера в бессмертие, надо понимать свою жизнь в том, в чем она бессмертна.
Смерть - это изменение той оболочки, с которой соединен наш дух. Не надо смешивать оболочку с тем, что вложено в нее.
Помни, что ты не стоишь, а проходишь, что ты не в доме, а в поезде, который везет тебя к смерти. Помни, что тело твое только проживает или доживает, а только один дух в тебе живет.
Хотя я и не могу ясно доказать этого, я все-таки знаю, что то разумное и свободное, нетелесное начало, которое живет во мне, не может умереть.
Если бы я даже ошибался, полагая, что души бессмертны, я был бы счастлив и доволен своей ошибкой; и пока я живу, ни один человек не будет в силах отнять у меня эту уверенность. Уверенность эта дает мне спокойствие и полное удовлетворение.
Цицерон
ЖИЗНЬ ИСТИННАЯ ВНЕ ВРЕМЕНИ, И ПОТОМУ ДЛЯ ИСТИННОЙ ЖИЗНИ НЕТ БУДУЩЕГО
Смерть есть разрушение тех органов единения с миром, которые дают нам представление о времени. И потому вопрос о будущем не имеет смысла по отношению к смерти.
2
Время скрывает смерть. Как только живешь во времени, то не можешь представить себе его прекращение.
Причина, почему представление о смерти не оказывает того действия, какое оно могло бы оказать, заключается в том, что мы, по своей природе, в качестве деятельных существ, по-настоящему совсем не должны думать о смерти.
Кант
Вопрос о том, есть ли загробная жизнь или нет ее, есть вопрос о том, есть ли время произведение нашего ограниченного телом способа мышления или необходимое условие всего существующего?
То, что время не может быть необходимым условием всего существующего, доказывается тем, что мы сознаем в себе нечто не подлежащее времени: свою жизнь в настоящем. И потому вопрос о том, есть ли или нет загробная жизнь, есть, собственно, вопрос о том, что из двух реально: наше представление о времени или сознание нашей жизни в настоящем.
Если человек полагает свою жизнь в настоящем, то для него не может быть вопроса об его жизни в будущем.
СМЕРТЬ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ СТРАШНА ЧЕЛОВЕКУ, ЖИВУЩЕМУ ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ
Смерть так легко избавляет от всех затруднений и бедствий, что неверующие в бессмертие люди должны бы желать ее. Люди же, верующие в бессмертие, ожидающие новой жизни, еще больше должны бы были желать ее.
Отчего же большинство людей не желают ее? А оттого, что большинство людей живет телесной, а не духовной жизнью.
Страдания и смерть представляются человеку злом только тогда, когда он закон своего плотского, животного существования принимает за закон своей жизни. Только когда он, будучи человеком, спускается на степень животного, только тогда для него становятся страшны страдания и смерть. И страдания и смерть, как пугала, со всех сторон ухают на него и загоняют на одну открытую ему дорогу человеческой жизни, подчиненной закону разума и выражающейся в любви. Страдания и смерть есть только нарушение человеком закона своей жизни. Если бы человек жил вполне духовной жизнью, для него не было бы ни страданий, ни смерти.
Вот толпа людей в цепях. Все они приговорены к смерти, и каждый день некоторых из них убивают на глазах у других. Те же, которые остаются, видят эти убийства, ожидают своей очереди и ужасаются. Такова жизнь для людей, если они не понимают смысла своей жизни. Если же человек понимает то, что в нем живет дух божий и он может соединиться с ним, то для такого человека смерть не только не может быть страшна, но для такого человека нет смерти.
Бояться смерти - все равно, что бояться привидений, бояться того, чего нет.
Я люблю свой сад, люблю читать книжку, люблю ласкать детей. Умирая, я лишаюсь этого, и потому мне не хочется умирать, и я боюсь смерти.
Может случиться, что вся моя жизнь составлена из таких мирских желаний и их удовлетворения. Если так, то мне нельзя не бояться того, что прекращает радости от удовлетворения таких желаний. Но если эти желания изменились во мне и заменились другим желанием - исполнять волю Бога, отдаться Ему в том виде, в котором я теперь, и во всех возможных видах, в которых могу быть, то чем больше заменились мои телесные желания духовными, тем меньше страшна становилась мне смерть. Если же совсем заменятся мои мирские желания одним желанием - отдаться Богу, то и нет для меня ничего, кроме жизни, нет смерти.
Заменять мирское, временное вечным, это путь жизни и к ее благу.
Для человека, живущего для души, разрушение тела есть только освобождение, страдания же - необходимые условия этого освобождения. Но каково же положение человека, полагающего свою жизнь в теле, когда он видит, что то одно, чем он живет, - его тело, разрушается, да еще и с страданиями?!
Животное умирает, не видя смерти и потому не страдая от страха ее. За что же человеку дано видеть ожидающий его конец и почему он кажется ему так ужасен, что раздирает его душу иногда до того, что заставляет убивать себя от страха смерти? Не могу сказать, отчего это, но знаю, для чего: для того, чтобы сознательный, разумный человек переносил свою жизнь из жизни телесной в жизнь духовную. Перенесение это не только уничтожает страх смерти, но делает ожидание смерти чем-то подобным чувству путника, возвращающегося домой.
Жизнь не имеет ничего общего со смертью. Поэтому-то, вероятно, всегда и возрождается в нас нелепая надежда, затемняющая разум и заставляющая сомневаться в верности нашего знания о неизбежности смерти. Телесная жизнь стремится упорствовать в бытии. Она повторяет, как попугай в басне, даже в минуту, когда его душат: "Это, это ничего!"
Амиель
Тело - это стены, ограничивающие дух и мешающие ему быть свободным. Дух не переставая старается раздвинуть эти стены, и вся жизнь разумного человека состоит в раздвижении этих стен, в освобождении духа от плена тела. Смерть совсем освобождает. И потому смерть не только не страшна, но радостна для человека, живущего истинной жизнью.
Человек, как животное, противится смерти, но благодаря разуму он всегда может заменить это противление не только покорностью, но и согласием.
Если смерть страшна, то причина этого не в ней, а в нас. Чем лучше человек, тем меньше он боится смерти. Для святого нет смерти.
Ты боишься смерти, но подумай о том, что бы было с тобой, если бы ты должен был вечно жить таким, каким ты есть?
Так же неразумно желать смерти, как и бояться ее.
Когда человека вылечили от смертельной болезни, и он опять живет, то это похоже на то, как когда воз, которому надо ехать через трясину, вытащили назад, на эту же, а не на ту сторону. Через трясину не миновать ехать.
Разумная жизнь подобна человеку, несущему далеко перед собой фонарь, освещающий его путь. Такой человек никогда не доходит до конца освещенного места, - освещенное место всегда идет впереди его. Такова разумная жизнь, и только при такой жизни нет смерти, потому что фонарь не переставая освещает до последней минуты, и уходишь за ним так же спокойно, как и во все продолжение жизни.
Смерть может быть согласием и потому нравственным поступком. Животное издыхает, человек отдает себя Богу.
Амиель
ЧЕЛОВЕК ДОЛЖЕН ЖИТЬ ТЕМ, ЧТО В НЁМ БЕЗСМЕРТНО
Сын живет в отцовском доме всегда, а поденщик только на время. И потому сын будет жить не так, как поденщик, будет заботиться об отцовском доме, а не думать, как поденщик, только о том, чтобы получить свою плату. Если человек верит, что жизнь его не кончается со смертью, то он будет жить, как сын в доме отца. Если же жизнь только та, какая есть в этом мире, то он будет жить как поденщик, стараясь воспользоваться всем, что можно в этой жизни.
И всякому человеку надо прежде всего решить вопрос, сын ли он хозяина или поденщик, совсем или не совсем он умирает со смертью тела. Когда же человек поймет, что есть в нем то, что смертно, есть и то, что бессмертно, то ясно, что и заботиться он будет в этой жизни больше о том, что бессмертно, чем о том, что смертно, - будет жить не как работник, а как хозяйский сын.
Верить в будущую жизнь может только тот, кто установил в своем сознании то новое отношение к миру, которое не умещается в этой жизни.
Кончается ли наша жизнь с телесной смертью, это вопрос самой большой важности, и нельзя не думать об этом. Смотря по тому, верим ли мы или нет в бессмертие, и поступки наши будут разумны или бессмысленны.
Поэтому главная наша забота должна быть о том, чтобы решить вопрос, совсем или не совсем умираем мы в плотской смерти, и если не совсем, то что именно в нас бессмертно. Когда же мы поймем, что есть в нас то, что смертно, и то, что бессмертно, то ясно, что и заботиться мы в этой жизни должны больше о том, что бессмертно, чем о том, что смертно.
Голос, который говорит нам, что мы бессмертны, есть голос живущего в нас Бога.
По Паскалю
Опыт учит нас тому, что многие люди, знакомые с учением о загробной жизни и убежденные в ее существовании, тем не менее предаются порокам и совершают низкие поступки, придумывая средства, как бы хитрее избежать грозящих им в будущем последствий их поведения. И в то же время вряд ли существовал когда-нибудь на земле хотя бы один нравственный человек, который мог бы примириться с мыслью, что со смертью все кончается, и чей благородный образ мыслей не возвысился бы до надежды на будущую жизнь. Поэтому мне кажется более соответствующим человеческой природе и чистоте нравов обосновывать веру в будущую жизнь на чувствах благородной души, чем, наоборот, основывать ее благородное поведение на надежде на будущую жизнь.
Кант
Одно только мы знаем несомненно, что нас ждет смерть. "Подобна ласточке, пролетевшей через комнату, жизнь человека". Мы приходим неведомо откуда и уходим неизвестно куда. Непроницаемая тьма позади, густые тени впереди. Какое значение будет иметь для нас, когда придет наше время, что мы ели вкусные кушанья или не ели, носили мягкие одежды или не носили, оставили большое состояние или не оставили никакого, пожинали лавры или были презираемы, считались учеными или невеждами, - сравнительно с тем, как мы употребили вверенный нам Господином талант.
Какую цену будет иметь для нас все это, когда потускнеют наши глаза и сделаются глухи наши уши. Спокойны в тот час мы можем быть только тогда, когда не переставая не только берегли вверенный нам талант духовной жизни, но увеличивали его до той степени, при которой уничтожение тела перестает быть страшным.
Генри Джордж
Из завещания мексиканского царя:
"Все на земле имеет свой предел, а самые могущественные и радостные падают в своем величии и радости и повергаются в прах. Весь земной шар только большая могила, и нет ничего на его поверхности, что бы не скрылось в могиле под землею. Воды, реки и потоки стремятся к своему назначению и не возвращаются к своему счастливому источнику. Все спешат вперед, чтобы похоронить себя в глубине бесконечного океана. Того, что было вчера, уже нет нынче; и того, что есть нынче, не будет уже завтра. Кладбище полно прахом тех, которые когда-то были одушевлены жизнью, были царями, управляли народами, председательствовали в собраниях, предводительствовали войсками, завоевывали новые страны, требовали себе поклонения, раздувались тщеславием, пышностью и властью.
Но слава прошла, как черный дым, выходящий из вулкана, и не оставила ничего, кроме упоминания на странице летописца.
Великие, мудрые, храбрые, прекрасные, - увы! - где они теперь? Все они смешаны с глиной, и то, что постигло их, постигнет и нас; постигнет и тех, которые будут после нас.
Но мужайтесь вы все -- и знаменитые начальники, и истинные друзья, и верные подданные, - будем стремиться к тому небу, где все вечно и где нет ни гниения, ни уничтожения.
Темнота - колыбель солнца, и для блеска звезд нужен мрак ночей".
Тетскуко Незагуал Копотль (около 1460 года до Р.Х.)
Смерть неизбежна для всего рожденного так же, как и рождение неизбежно для всего смертного. Поэтому не должно сетовать на то, что неизбежно.
Прежнее состояние существ неизвестно, среднее состояние очевидно, будущее состояние не может быть познано, - о чем же заботиться и беспокоиться?
Некоторые люди смотрят на душу, как на чудо, а другие говорят и слушают про нее с удивлением, но никто ничего не знает про нее.
Дверь неба открыта для тебя ровно настолько, насколько тебе нужно.
Освободись от забот и тревог и направь свою душу на духовное. Пусть твои поступки будут руководимы тобою, а не событиями. Не будь из тех, цель поступков которых - награда. Будь внимателен, совершай свой долг, оставь мысль о последствиях, так чтобы тебе было все равно, кончится ли дело приятно или неприятно для тебя.
Индийская Бхагавад Гита
Ты хочешь освобождения от грехов, и жизнь, ослабляя твое тело и его страсти, помогает тебе. От этого всегда бессознательно хочется вперед – уйти из тела, из отделенности. Положи свою жизнь в освобождении от грехов, - и болезни, старость, всякие телесные невзгоды, смерть будут благом.
Ослабеваешь, стареешься, умираешь телом; духом же крепнешь, растешь, рождаешься.
Мы здесь в положении пассажиров на каком-то большом корабле, у капитана которого есть неизвестный нам список, где и когда кого высадить. Пока же нас не высаживают, что же мы можем делать другое, как только то, чтобы, исполняя закон, установленный на корабле, стараться в мире, согласии и любви с товарищами провести определенное нам время.
Неужели тебя страшит перемена? Ведь ничто не делается без перемены.
Нельзя согреть воды без того, чтобы не совершилось превращения с дровами.
Питание невозможно без изменения пищи. Вся мирская жизнь есть не что иное, как перемена. Пойми, что ожидающее тебя превращение имеет тот же точно смысл, что оно только необходимо по самой природе вещей. Надо заботиться об одном, как бы не сделать чего-нибудь противного истинной природе человеческой, надо поступать во всем, как и когда она укажет.
Марк Аврелий
11
Это ужасный мир, если страдания в нем не производят добра. Это какое-то злое устройство, сделанное только для того, чтобы духовно и телесно мучить людей. Если это так, то этот мир, делающий зло не для будущего добра, но праздно, бесцельно, такой мир невыразимо безнравственен. Он как будто нарочно заманивает людей только для того, чтобы они страдали. Он бьет нас с рождения, подмешивает горечь ко всякой чаше счастья и делает смерть всегда грозящим ужасом. И, конечно, если нет Бога и бессмертия, то понятно высказываемое людьми отвращение к жизни: оно вызывается в них существующим порядком или, скорее, беспорядком, - ужасным нравственным хаосом, как его следует назвать.
Но если только есть Бог над нами и вечность перед нами, то изменяется все. Мы прозреваем добро в зле, свет во мраке, и надежда прогоняет отчаяние.
Какое же из двух предположений вероятнее? Разве можно допустить, чтобы нравственные существа - люди - были поставлены в необходимость справедливо проклинать существующий порядок мира, тогда как перед ними выход, разрешающий их противоречие? Они должны проклинать мир и день своего рождения, если нет Бога и будущей жизни. Если же, напротив, есть и то и другое, жизнь сама по себе становится благом и мир - местом нравственного совершенствования и бесконечного увеличения счастья и святости.
По Эразму
12
Паскаль говорит, что если бы мы видели себя во сне постоянно в одном и том же положении, а наяву - в различных, то мы считали бы сон за действительность, а действительность за сон. Это не совсем справедливо.
Действительность отличается от сна тем, что в действительной жизни мы обладаем нашей способностью поступать сообразно нашим нравственным требованиям; во сне же мы часто знаем, что совершаем отвратительные и безнравственные поступки, не свойственные нам, и не можем удержаться. Так, скорее, надо бы сказать, что если бы мы не знали жизни, в которой мы были бы более властны в удовлетворении нравственных требований, чем во сне, то мы сон считали бы вполне жизнью и никогда не усомнились бы в том, что это не настоящая жизнь. Теперь наша вся жизнь от рождения до смерти, с своими снами, не есть ли в свою очередь сон, который мы принимаем за действительность, за действительную жизнь и в действительности которой мы не сомневаемся только потому, что не знаем жизни, в которой наша свобода следовать нравственным требованиям души была бы еще более, чем та, которой мы обладаем теперь.
13
Если этот крошечный кусочек жизни твое все, так смотри же, сделай из него все, что возможно.
Саид-Бен-Хамед
14
"Как же жить, не зная, что нас ожидает?" - говорят люди. А между тем когда живешь, не думая о том, что тебя ожидает, а только для проявления в себе любви, только тогда начинается истинная жизнь.
15
Часто говорят: "Мне уже не к чему, мне уже помирать пора". Все, что не к чему, потому что помирать пора, не к чему было и когда-либо делать. А есть дело, которое всегда нужно, и чем ближе к смерти, тем нужнее: дело души.
Дело это в том, чтобы улучшать свою душу.
16
Любовь уничтожает не только страх смерти, но и мысль о ней.
17
Старушка-крестьянка за несколько часов до смерти говорила дочери о том, что она рада тому, что умирает летом. Когда дочь спросила: почему? Умирающая отвечала, что она рада потому, что зимой трудно копать могилу, а летом легко. Старушке было легко умирать, потому что она до последнего часа думала не о себе, а о других.
18
Твори дела любви - и для тебя не будет смерти.
19
Какое бы ты ни делал дело, будь готов всегда бросить его. Так и примеривайся, - можешь ли отлепиться. Тогда только и делаешь хорошо то дело, которое делаешь.
Ожидание смерти учит этому.
20
Когда ты явился на свет, ты плакал, а кругом все радовались; сделай же так, чтобы, когда ты будешь покидать свет, все плакали, а ты один улыбался.
Индийское изречение
ПАМЯТОВАНИЕ СМЕРТИ ПОМОГАЕТ ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ
1
С тех пор, как люди стали думать, они признали, что ничто так не содействует нравственной жизни людей, как памятование о телесной смерти.
Ложно же направленное врачебное искусство ставит себе целью избавлять людей от смерти и научает их надеяться на избавление от телесной смерти, на удаление от себя мысли о телесной смерти и тем лишает людей главного побуждения к нравственной жизни.
2
Для того, чтобы заставить себя поступать хорошо, почаще вспоминай о том, что непременно очень скоро умрешь. Только представь себе живо, что ты накануне смерти, и ты наверное не будешь ни хитрить, ни обманывать, ни лгать, ни осуждать, ни бранить, ни злобствовать, ни отнимать чужое. Накануне смерти можно делать только самые простые добрые дела: помочь другому, утешить, оказать ему любовь. А эти дела и всегда самые нужные и радостные.
От этого хорошо всегда, а особенно, когда запутался, думать о смерти.
3
Когда люди знают, что пришла смерть, они молятся, каются в грехах, чтобы быть готовыми с чистой душой прийти к Богу. Но ведь мы каждый день понемногу умираем и всякую минуту можем совсем умереть. И потому надо бы нам не дожидаться смертного часа, а всякую минуту быть готовыми.
А быть готовыми к смерти - значит жить хорошо.
Затем-то и стоит всегда смерть над людьми, чтобы они всегда были готовы умереть, а готовясь умереть, жили бы хорошо.
4
Ничего нет вернее смерти, того, что она придет для всех нас. Смерть вернее, чем завтрашний день, чем наступление ночи после дня, чем зима после лета. Отчего же мы готовимся к завтрашнему дню, к ночи, к зиме, а не готовимся к смерти? Надо готовиться и к ней. А приготовление к смерти одно добрая жизнь. Чем лучше жизнь, тем меньше страх смерти, и тем легче смерть.
Для святого нет смерти.
5
Как скоро тебе придется умереть! А все еще ты не можешь освободиться от притворства и страстей, не можешь отстать от предрассудка считать, что мирское внешнее может вредить человеку, не можешь сделаться кротким со всяким.
Марк Аврелий
6
Если сомневаешься и не знаешь, как поступить, представь себе, что ты умрешь к вечеру, и сомнение тотчас же разрешается: тотчас же ясно, что дело долга и что личные желания.
7
В виду смерти вся жизнь становится торжественна, значительна и истинно плодотворна и радостна. В виду смерти мы не можем не работать ту работу, которая определена нам в этой жизни, потому что в виду смерти нельзя усердно работать ничего другого. А когда так работаешь, жизнь становится радостной, и нет того страха смерти, который отравляет жизнь людей, не живущих в виду смерти.
8
Живи так, как будто ты сейчас должен проститься с жизнью, как будто время, оставленное тебе, есть неожиданный подарок.
Марк Аврелий
9
Живи до веку и до вечера. Работай, как будто будешь жить вечно, а поступай с людьми, как будто умрешь сейчас.
10
Сознание близости смерти учит людей тому, чтобы уметь кончать свои дела. Из всех же дел есть только одно дело, которое всегда совсем закончено: это дело любви в настоящем.
11
Жизнь с забвением смерти и жизнь с сознанием ежечасного приближения к смерти - два совершенно различные состояния. Одно близко к животному, другое - к божественному.
12
Для того, чтобы жить и не мучиться, надо надеяться на радости впереди себя. А какая же может быть надежда радости, когда впереди только старость и смерть? Как же быть? А так: чтобы полагать свою жизнь не в телесных благах, а в духовных, не в том, чтобы становиться ученее, богаче, знатнее, а в том, чтобы становиться все добрее и добрее, любовнее и любовнее, все больше и больше освобождаться от тела, - тогда и старость и смерть станут не пугалом и мучением, а тем самым, чего желаешь.
УМИРАНИЕ
1
Смертью мы называем и самое уничтожение жизни и минуты или часы умирания. Первое, уничтожение жизни, не зависит от нашей воли; второе же, умирание, в нашей власти: мы можем умирать дурно и умирать хорошо. Надо стараться умереть хорошо. Это нужно тем, кто остается.
2
В минуту смерти человека свеча, при которой он читал исполненну тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхивает более ярким, чем когда-нибудь, светом, освещает ему все то, что прежде было во мраке, трещит, меркнет и навсегда потухает.
3
Умирающий с трудом понимает все живое, но при этом чувствуется, что он не понимает живого не потому только, что ослабели его умственные силы, а потому что он понимает что-то другое, такое, чего не понимают и не могут понимать живые и что поглощает его всего.
4
Обыкновенно думают, что жизнь старых стариков не важна, что они только доживают век. Это неправда: в глубокой старости идет самая драгоценная, нужная жизнь и для себя и для других. Ценность жизни обратно пропорциональна квадратам расстояния от смерти. Хорошо бы было, если бы это понимали и сами старики и окружающие их. Особенно же ценна последняя минута умирания.
5
Прежде чем достигнуть старости, я старался хорошо жить; в старости я стараюсь хорошо умереть; чтобы хорошо умереть, нужно умереть охотно.
Сенека
6
Боюсь ли я смерти? Кажется, не боюсь, но при приближении ее или мысли о ней не могу не испытывать волнения вроде того, что должен испытывать путешественник, подъезжающий к тому месту, где его поезд с огромной высоты падает в море или подымается на огромную высоту вверх на баллоне. Человек, умирая, знает, что с ним ничего не случится особенного, что с ним будет то, что было с миллионами существ, что он только переменит способ путешествия, но он не может не испытывать волнения, подъезжая к тому месту, где произойдет эта перемена.
7
Все в жизни кажется очень простым; все связно, одного порядка и объясняется одно другим. Смерть же представляется чем-то совершенно особенным, нарушающим все простое, ясное и понятное в жизни. И поэтому люди большей частью стараются не думать о смерти. Это большая ошибка. Напротив, надо свести жизнь со смертью так, чтобы жизнь имела часть торжественности и непонятности смерти, и смерть - часть ясности, простоты и понятности жизни.
XXX. ПОСЛЕ СМЕРТИ
Спрашивают: "что будет после смерти?" На этот вопрос ответ только один: тело сгниет и станет землею, это мы верно знаем. О том же, что будет с тем, что мы называем душою, мы ничего не можем сказать, потому что вопрос: "что будет?" относится ко времени. Душа же вне времени. Душа не была и не будет.
Она одна есть. Не будь ее, ничего бы не было.
ПЛОТСКАЯ СМЕРТЬ НЕ КОНЕЦ ЖИЗНИ, А ТОЛЬКО ПЕРЕМЕНА
1
Когда мы умираем, то с нами может быть только одно из двух: или то, что мы считали собой, перейдет в другое отдельное существо, или мы перестанем быть отдельными существами и сольемся с Богом. Будет ли то или другое - в обоих случаях нечего бояться.
2
Смерть - это перемена в нашем теле, самая большая, самая последняя. Перемены в нашем теле мы не переставая переживали и переживаем: то мы были голыми кусочками мяса, потом стали грудными детьми, потом повыросли волосы, зубы, потом попадали зубы - выросли новые, потом стала расти борода, потом мы стали седеть, плешиветь, и всех этих перемен мы не боялись.
Отчего же мы боимся последней перемены?
Оттого, что никто не рассказал нам, что с ним случилось после этой перемены. Но ведь никто не скажет про человека, если он уехал от нас, не пишет нам, что его нет, или что ему дурно там, куда он приехал, а скажет только, что нет о нем известий. То же самое и об умерших: мы знаем, что их нет среди нас, но не имеем никакого основания думать, что они уничтожились или что им стало хуже после того, как они ушли от нас. То же, что мы не можем знать ни того, что будет с нами после смерти, ни того, что было с нами до этой жизни, показывает только то, что нам этого не дано знать, потому что не нужно знать. Одно мы знаем, что жизнь наша не в переменах тела, а в том, что живет в этом теле, - в душе. А душе не может быть ни начала, ни конца, потому что она одна есть.
3
"Одно из двух: смерть есть полное уничтожение и исчезновение сознания или же, согласно преданию, смерть только перемена и переселение души из одного места в другое. Если смерть есть полное уничтожение сознания и подобна глубокому сну без сновидений, то смерть - несомненное благо, потому что пускай каждый вспомнит проведенную им ночь в таком сне без сновидений и пусть сравнит с этой ночью те другие ночи и дни со всеми их страхами, тревогами и неудовлетворенными желаниями, которые он испытывал и наяву и в сновидениях, и я уверен, что всякий не много найдет дней и ночей счастливее ночи без сновидений. Так что если смерть - такой сон, то я, по крайней мере, считаю ее благом. Если же смерть есть переход из этого мира в другой и если правда то, что говорят, будто бы там находятся все прежде нас умершие мудрые и святые люди, то разве может быть благо больше того, чтобы жить там с этими существами? Я желал бы умереть не раз, а сто раз, только бы попасть в это место.
Так что и вам, судьи, и всем людям, я думаю, следует не бояться смерти и помнить одно: для доброго человека нет никакого зла ни в жизни, ни в смерти".
Из речи Сократа на суде
4
Кто видит смысл жизни в духовном совершенствовании, не может верить в смерть - в то, чтобы совершенствование обрывалось. То, что совершенствуется, не может уничтожиться; оно только изменяется.
5
Смерть есть прекращение того сознания жизни, которым я живу теперь.
Сознание этой жизни прекращается, - это я вижу на умирающих. Но что делается с тем, что сознавало? Я не знаю этого и не могу знать.
6
Но если люди через 30 боятся смерти и желают жить как можно дольше. Смерть есть несчастье, то не все ли равно умереть или через 300 лет? Много ли радости для приговоренного к смерти в том, что товарищей его казнят через три дня, а его через 30 дней?
Жизнь, которая вся кончилась бы смертью, была бы самой смертью.
Сковорода
7
Каждый чувствует, что он не ничто, в известный момент вызванное к жизни кем-то другим. Отсюда его уверенность, что смерть может положить конец его жизни, но отнюдь не его существованию.
Шопенгауэр
8
Старики теряют память всего недавнего. А память ведь есть то, что связывает совершающееся во времени в одно я. У очень старого человека это я, здешнее, закончено и начинается новое.
9
Чем глубже сознаешь свою жизнь, тем меньше веришь уничтожению ее в смерти.
10
Я не верю ни в одну из существующих религий и потому не могу быть заподозрен в том, что слепо следую какому-либо преданию или влияниям воспитания. Но я в продолжение всей моей жизни думал настолько глубоко, насколько был способен, о законе нашей жизни. Я отыскивал его в истории человечества и в моем собственном сознании, и я пришел к ненарушимому убеждению, что смерти не существует; что жизнь не может быть иная, как только вечная; что бесконечное совершенствование есть закон жизни, что всякая способность, всякая мысль, всякое стремление, вложенное в меня, должно иметь свое практическое развитие; что мы обладаем мыслями, стремлениями, которые далеко превосходят возможности нашей земной жизни; что то самое, что мы обладаем ими и не можем проследить их происхождения от наших чувств, служит доказательством того, что они происходят в нас из области, находящейся вне земли, и могут быть осуществлены только вне ее; что ничто не погибает здесь на земле, кроме видимости, и что думать, что мы умираем, потому что умирает наше тело, - все равно что думать, что работник умер потому, что орудия его износились.
Иосиф Мадзини
11
Если надежда на бессмертие - обман, то ясно, кто обманутые. Не те низкие, темные души, которые никогда не подходили к этой великой мысли, не те сонные, легкомысленные люди, которые довольствовались чувственным сном в этой жизни и сном мрака в будущей, не те себялюбцы, узкие совестью и мелкие мыслью и еще более мелкие любовью, - не они. Они - правы, и выгода на их стороне. Обманутые - это все те великие и святые, которых почитали и почитают все люди; обманутые все те, кто жил для чего-либо лучшего, чем свое собственное счастье, и отдал свою жизнь за благо людей.
Обманутые все эти люди, - даже Христос напрасно страдал, отдавая Свой дух воображаемому Отцу, и напрасно думал, что проявляет Его Своею жизнью.
Трагедия Голгофы вся была только ошибка: правда была на стороне тех, которые тогда смеялись над ним и желали Его смерти, и теперь на стороне тех, которые совершенно равнодушны к тому соответствию с человеческой природой, которое представляет эта выдуманная будто бы история. Кого почитать, кому верить, если вдохновение высших существ только хитро придуманные басни?
Паркер
СУЩНОСТЬ ПЕРЕМЕНЫ, СОВЕРШАЮЩЕЙСЯ ПРИ ТЕЛЕСНОЙ СМЕРТИ, НЕДОСТУПНА ЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ УМУ
1
Мы часто стараемся представить себе смерть как переход куда-то, но такое представление ничего не дает нам. Представить себе смерть так же невозможно, как невозможно представить себе Бога. Все, что мы можем знать о смерти, это то, что смерть, - как и все, что исходит от Бога, - добро.
2
Спрашивают: что будет с душою после смерти? Не знаем и не можем знать. Одно верно - это то, что если идешь куда-нибудь, то наверное откуда-нибудь и вышел. Так и в жизни. Если ты пришел в эту жизнь, то откуда-нибудь вышел.
Откуда или от кого вышел, туда или к тому и придешь.
3
Я не помню ничего о себе до моего рождения и потому думаю, что и после смерти не буду ничего помнить о своей теперешней жизни. Если будет жизнь после смерти, то такая, какую я не могу представить себе.
4
Вся жизнь человеческая есть ряд не понятных ему, но подлежащих наблюдению изменений. Но начало этих изменений, совершившихся при рождении, и конец их - совершающихся в смерти - не подлежат даже и наблюдению.
5
Для меня важно одно: знать, чего Бог хочет от меня. А это выражено вполне ясно и во всех религиях и в моей совести, и потому мое дело в том, чтобы выучиться исполнять все это и на это направить все мои силы, твердо зная, что, если я посвящу свои силы на исполнение воли Хозяина, Он не оставит меня и со мной будет то самое, что должно быть и что хорошо для меня.
6
Никто не знает, что такое смерть, и, однако, все ее страшатся, считая ее величайшим злом, хотя она может быть и величайшим благом.
Платон
7
Если мы верим, что все, что случается с нами в нашей жизни, случалось с нами для нашего блага, мы не можем не верить и в то, что то, что случается с нами, когда мы умираем, должно быть нашим благом.
8
Никто не может похвалиться тем, что он знает то, что есть Бог и будущая жизнь. Я не могу сказать, что знаю несомненно. что есть Бог и мое бессмертие, но я должен сказать, что я чувствую и то, что есть Бог, и то, что мое я бессмертно. Это значит, что вера моя в Бога и другой мир так связаны с моей природой, что вера эта не может быть отделена от меня.
По Канту
9
Люди спрашивают: что будет после смерти? На это надо ответить так: если ты точно не языком, а сердцем говоришь: да будет воля Твоя, как на земле, так и на небе, то есть как во временной этой жизни, так и во вневременной, и знаешь, что воля Его есть любовь, то тебе нечего и думать о том, что будет после смерти.
10
Христос, умирая, сказал: "Отец, в руки Твои отдаю дух Мой". Если кто говорит эти слова не одним языком, а всем сердцем, то такому человеку ничего больше не нужно. Если дух мой возвращается к Тому, от Кого исшел, то для духа моего ничего, кроме самого лучшего, быть не может.
1
Смерть - это разрушение того сосуда, в котором был наш дух. Не надо смешивать сосуд с тем, что влито в него.
2
Когда мы рождаемся, наши души кладутся в гроб нашего тела. Гроб этот наше тело - постепенно разрушается, и душа наша все больше и больше освобождается. Когда же тело умирает по воле Того, Кто соединил душу с телом, душа совсем освобождается.
По Гераклиту
3
Как от огня топится воск в свече, так от жизни души уничтожается жизнь тела. Тело сгорает на огне духа и сгорает совсем, когда приходит смерть.
Смерть уничтожает тело так же, как строители уничтожают леса, когда здание готово.
Здание - духовная жизнь, леса - тело. И тот человек, который построил свое духовное здание, радуется, когда умирает, тому, что принимаются леса его телесной жизни.
4
Думаем мы, что при смерти кончается жизнь потому, что мы считаем жизнью жизнь тела от рождения до смерти. Думать так о жизни, все равно что думать, что пруд это не вода в пруду, а его берега, и что если бы ушла вода из пруда, уничтожилась бы та вода, которая была в пруду.
5
Все в мире растет, цветет и возвращается к своему корню. Возвращение ксвоему корню означает успокоение, согласное с природой. Согласное с природой означает вечное; поэтому разрушение тела не заключает в себе никакой опасности.
Лао-Тсе
6
Мы наверное знаем, что тело оставляется тем, что живило его, перестает быть отделенным от вещественного мира, соединяется с ним, когда в последние, предсмертные минуты духовное начало оставляет тело. О том же, переходит ли духовное начало, дававшее жизнь телу, в другую, опять ограниченную, форму жизни или соединяется с тем безвременным, внепространственным началом, которое давало ему жизнь, мы ничего не знаем и не можем знать.
7
Человек, всю жизнь стремившийся к покорению своих страстей, в чем препятствовало ему его тело, не может не радоваться освобождению от него. А смерть ведь есть только освобождение. Ведь совершенствование, о котором мы не раз говорили, состоит в том, чтобы отделить, насколько возможно, душу от тела и приучить ее собираться и сосредоточиваться вне тела в себе самой; смерть же дает это самое освобождение. Так разве не было бы странно, что человек, всю жизнь готовящийся жить так, чтобы быть как можно свободнее от власти тела, в ту минуту, когда освобождение это готово совершиться, был бы недоволен им? И потому, как мне ни жалко расставаться с вами и опечалить вас, я не могу не приветствовать смерти как осуществления того, чего я достигал в продолжение жизни.
Из прощальной беседы Сократа с учениками
8
Не верит в бессмертие только тот, кто не думал по-настоящему о жизни.
Если человек только телесное существо, то смерть - конец чего-то столь ничтожного, что не стоит и сожалеть о нем. Если же человек существо духовное и душа только временно живет в теле, то смерть только перемена.
9
Мы боимся смерти только потому, что считаем собою то орудие, которым мы призваны работать, - свое тело. А стоит привыкнуть считать собою то, что работает орудием, - дух, и не может быть страха. Человек, считающий свое тело только данным ему для работы орудием, испытает в минуту смерти только сознание неловкости, которое испытал бы работник, когда у него отнято прежнее орудие, которым он привык работать, а новое не дано еще.
10
Человек видит, как зарождаются, растут, крепнут, плодятся растения и животные и как потом слабеют, портятся, стареются и умирают.
То же самое видит человек и на других людях, и то же самое знает человек и про свое тело, знает, что оно состарится, испортится и умрет, как и все, что родится и живет на свете.
Но, кроме того, что он видит на других существах и на себе, каждый человек знает в себе еще то, что не портится и не стареется, а, напротив, нечто такое, что чем больше живет, тем больше крепнет и улучшается: знает каждый человек в себе еще свою душу, с которой не может быть того, что совершается с телом. И потому страшна смерть только тому, кто живет не душою, а телом.
11
Одного мудреца, говорившего о том, что душа бессмертна, спросили: "Ну, а как же, когда мир кончится?" Он отвечал: "Для того, чтобы душа моя не умерла, не нужно мира".
12
Душа не живет в теле, как в доме, а как странник в чужом пристанище.
Индийский Курал
13
Жизнь человеческую можно представить так: движение по коридору или трубе, сначала свободное, легкое, потом, при все большем и большем саморасширении, все более и более стесненное, трудное. Во время движения человек все ближе и ближе видит перед собой полный простор и видит, как идущие перед ним скрываются, исчезая в этом просторе.
Как же, чувствуя всю напряженность, сдавленность движения, не желать поскорее дойти до этого простора? И как же не желать и бояться приближения к нему?
14
Чем жизнь наша становится духовнее, тем более мы верим в бессмертие. По мере того как природа наша удаляется от животной грубости, уничтожаются и наши сомнения.
15
Покрывало снимается с будущего, мрак рассеивается, и мы здесь уже чувствуем свое бессмертие.
15
Тот, кто ложно понимает жизнь, всегда будет ложно понимать и смерть.
16
Знающий других людей - умен, знающий самого себя - просвещен. Побеждающий других - силен; побеждающий самого себя - могуществен.
Тот же, кто знает, что, умирая, он не уничтожается, - вечен. Лао-Тсе
1
2
Смерть есть то же, что рождение. С рождением младенец вступает в новый мир, начинает совсем иную жизнь, чем жизнь в утробе матери. Если бы младенец мог рассказывать, что он испытывал, когда уходил из прежней жизни, он рассказал бы то же, что испытывает человек, уходя из этой жизни.
3
Я не могу отрешиться от мысли, что я умер, прежде чем родился, и в смерти возвращаюсь снова в то же состояние. Умереть и снова ожить с воспоминанием своего прежнего существования, - мы называем обмороком; вновь пробудиться с новыми органами, которые должны были вновь образоваться, значит родиться.
4
Можно смотреть на жизнь, как на сон, а на смерть, - как на пробуждение.
5
Когда люди умирают, куда они уходят? А туда, наверное, откуда приходят те люди, которые рождаются. Приходят люди от Бога, от Отца нашей жизни, - от
Него всякая жизнь и была, и есть, и будет. И уходят люди к Нему же. Так что в смерти человек только возвращается к Тому, от Кого исшел.
Человек выходит из дома, и работает, и отдыхает, и ест, и веселится, и опять работает, и, когда устанет, возвращается домой.
Так же и во всей жизни человеческой: человек выходит от Бога, трудится, страдает, утешается, радуется, отдыхает и, когда намучится, приходит домой, туда, откуда вышел.
6
Разве мы не воскресли уже однажды из того состояния, в котором мы о настоящем знали меньше, чем в настоящем знаем о будущем? Как наше предшествующее состояние относится к теперешнему, так теперешнее относится к будущему.
7
Ты пришел в эту жизнь, сам не зная как, но знаешь, что пришел тем особенным я, которое ты есть; потом шел, шел, дошел до половины и потом вдруг не то обрадовался, не то испугался, и уперся и не хочешь сдвинуться с места, идти дальше, потому что не видишь того, что там. Но ведь ты не видал также и того мира, в который ты пришел, а ведь пришел же ты. Ты вошел во входные ворота и не хочешь выходить в выходные. Вся жизнь твоя была только в том, что ты шел все вперед и вперед в телесной жизни. Ты шел, торопился идти, и вдруг тебе жалко стало того, что случается то самое, что ты не переставая делал. Тебе страшна большая перемена, какая будет при смерти в твоем теле. Но ведь такая большая перемена случалась с тобою и когда ты родился, и из этого для тебя не только не вышло ничего плохого, но, напротив, вышло такое хорошее, что ты и расстаться с ним не хочешь.
1
Смерть - это освобождение от односторонности личности.
От этого-то, по-видимому, и зависит выражение мира и успокоения на лице у большинства покойников. Покойна и легка обыкновенно смерть каждого доброго человека; но умереть с готовностью, охотно, радостно умереть - вот преимущество отрекшегося от себя, того, кто отказывается от воли к жизни, отрицает ее. Ибо лишь такой человек хочет умереть действительно, а не по-видимому, и, следовательно, не нуждается и не требует дальнейшего существования своей личности.
Шопенгауэр
{В гранках на полях против этой мысли написано: Как хорошо! Я заменил бы только слова: от воли к жизни, словами - от жизни личности - отрицает ее.}
2
Сознание всего, заключенное в пределы тела отдельного человека стремится расширить свои пределы. В этом первая половина жизни людей. Человек в первой половине своей жизни все больше и больше любит предметы, людей, то есть, выходя из своих пределов, переносит свое сознание в другие существа. Но как бы много он ни любил, он не может уйти из своих пределов и только в смерти видит возможность разрушения их. Как же после этого бояться смерти? Совершается нечто похожее на развитие бабочки из гусеницы. Мы здесь гусеницы: сначала родимся, потом засыпаем в куколку. Бабочкой же мы сознаем себя в другой жизни.
3
Наше тело ограничивает то божественное, духовное начало, которое мы называем душою. И это-то ограничение, как сосуд, дает форму жидкости или газу, заключенному в нем, дает форму этому божественному началу. Когда разбивается сосуд, то заключенное в нем перестает иметь ту форму, которую имело, и разливается. Соединяется ли оно с другими веществами? Получает ли новую форму? Мы этого ничего не знаем, но знаем наверное то, что оно теряет ту форму, которую оно имело в своем ограничении, потому что то, что ограничивало, разрушилось. Это мы знаем, но не можем знать ничего о том, что совершится с тем, что было ограничено. Знаем только то, что душа после смерти становится чем-то другим и таким другим, о чем мы в этой жизни судить не можем.
4
Говорят: "То только настоящее бессмертие, при котором удержится моя личность". Да личность моя и есть то, что меня мучает, что мне более всего отвратительно в этом мире, от чего я всею жизнью своей старался избавиться.
5
Если жизнь есть сон, а смерть - пробуждение, то то, что я вижу себя отделенным от всего существом, есть сновидение, от которого я надеюсь пробудиться, умирая.
6
Только тогда и радостно умирать, когда устанешь от своей отделенности от мира, когда почувствуешь весь ужас отделенности и радость если не соединения со всем, то хотя бы выхода из тюрьмы здешней отделенности, где только изредка общаешься с людьми перелетающими искрами любви. Так хочется сказать: "Довольно этой клетки. Дай другого, более свойственного моей душе, отношения к миру". И я знаю, что смерть даст мне его. А меня в виде утешения уверяют, что и там я буду личностью.
7
Под ногами морозная, твердая земля, кругом огромные деревья, над головой пасмурное небо, тело свое чувствую, занят мыслями, а между тем знаю, чувствую всем существом, что и крепкая, морозная земля, и деревья, и небо, и мое тело, и мои мысли - случайно, что все это только произведение моих пяти чувств, мое представление, мир, построенный мною, что все это таково только потому, что я составляю такую, а не иную часть мира, что таково мое отделение от мира. Знаю, что стоит мне только умереть, и все это для меня не исчезнет, но видоизменится, как бывают превращения в театрах: из кустов, камней сделаются дворцы, башни и т. п. Смерть произведет во мне такое превращение, если я только не совсем уничтожусь, а перейду в другое, иначе отделенное от мира, существо. И тогда весь мир, оставаясь таким же для тех, которые живут в нем, для меня станет другим. Весь мир такой, а не иной только потому, что я считаю собой такое, а не иное, так, а не иначе отделенное от мира существо. А способов отделения существ от мира может быть бесчисленное количество.
1
Всякому человеку, чем дольше он живет, тем больше раскрывается жизнь: то, что было неизвестным, становится известным. И так до самой смерти. В смерти же раскрывается все, что только может познать человек.
2
Для умирающего человека раскрывается что-то в минуту смерти. "Ах, так вот что!" - говорит почти всегда выражение лица умирающего. Мы же, остающиеся, не можем видеть того, что раскрылось ему. Для нас раскроется после, в свое время.
3
Все открывается, пока живешь, как будто все выше и выше равномерно подвигаешься по равным ступеням. Но наступает смерть, и вдруг или перестает открываться то, что открывалось, или тот, кому открывалось, перестает видеть то, что открывалось прежде, потому что он видит что-то новое, совершенно другое.
4
То, что умирает, отчасти причастно уже вечности. Кажется, что умирающий говорит с нами из-за гроба. То, что он говорит нам, кажется нам повелением. Мы представляем его себе почти пророком. Очевидно, что для того, который чувствует уходящую жизнь и открывающийся гроб, наступило время значительных речей. Сущность его природы должна проявиться. То божественное, которое находится в нем, не может уже скрываться.
Амиель
5
Все бедствия открывают нам в нас то божественное, бессмертное, самодовлеющее, которое составляет основу нашей жизни. Главное же, по людскому суждению, бедствие - смерть - открывает нам вполне наше истинное я.
Комментариев нет:
Отправить комментарий